Чёрный Сергей. Городские сезоны 1
Весна
2010
1
Что
есть ветхость человеческой практики
В
перемене и сезонов, и глупости?
Недочёты
провиденческой тактики,
А
точнее — суть божественной скупости
На
отмеренных часах-расстояниях
Сущей
мелочи пространства и времени,
Как
убогими пришли в предстояния,
Так
убогими нас клюнут по темени.
Оседлав
кобылку жизни саврасую,
Устремляемся к
исходу крестовому,
В
одиночку каждый, с собственной кассою,
На
приём к Петру, агенту
торговому,
Где
у врат идет подсчёт
преимущества:
Рай
ли, ад ли, а кому-то чистилище -
Как-же,
все мы есть господне имущество
В
разленеенных гроссбухах судилища.
Тень
ложится на дороги печальные,
Тень
изломанной души стеариновой,
Где
темнеют в белом мраке венчальные
Обстоятельства
судьбы гуталиновой.
Ты
на этом свете был из любителей
И,
в личине соловья-обольстителя,
Не
нуждался, в общем, в ангел-хранителе,
А
всего в одном возлюбленном зрителе...
Не
о том хотел писать перманентно я,
Только,
что-то вдруг замкнуло в способностях,
Эко,
вон грядёт весна
континентная,
О
весне мы и напишем в подробностях.
2
В
королевстве поднепровой зеркальности
За
снегами не отыщете города,
Но
летят скворцы повышенной дальности,
Истребители зимы,
то бишь, холода.
Что
их снова тянет в зону оседлости,
Сквозняком, через
открытые форточки,
В
городские рощи серенькой бедности,
На
трухлявые, от времени, жёрдочки?
Ностальгия, вроде,
птицам неведома,
Там
тепло, зачем им наши околицы?
Но
летят скворцы, как ТУ в Домодедово,
Обживать
свои скворешни и звонницы.
А
земля встречает их грязно-белыми,
Уходящими
снегами, капелями,
Прошлогодними
подстилками прелыми
И
текущими небесными гжелями.
Но
уже гораздо больше зелёного
И
жжужания босоты летающей
При
развитии и дня удлинённого,
И
солидной тепловой составляющей.
Тень
ложится на припёки горбатые
Редковатого, с
ветвей, облачения,
Где
грачихи и грачи франтоватые
Правят
первые в году обручения.
Как
весна неоспорима в подснежнике,
Так
на белый свет рождаются истины;
И
шумят мои беззубые грешники,
То
ль безбожники мои, то ли мистики.
3
Пасторальность —
это к лету и осени,
Здесь
же — буйство и разгул
реставрации
Первоцветов,
насекомых и гусени,
И
пернатых — да любой популяции –
Ареала
наших средних возможностей,
Все
привычно, нет излишней экзотики,
Зелень
прёт вовсю, без
предосторожности.
Забывая
муки зимней эротики.
И
вовсю галдят скворцы-пересмешники,
И
везде ажиотаж оуительный
Звуков,
запахов, цветов, а в орешнике
Из
надрезов как потёк сок
живительный!
И
лоза слезит, слезит виноградная,
Аистихи
снова стали туземками,
И
сирень вот-вот оденет парадное,
Отражаясь в лужах
вместе с коленками.
На
неделе, на страстной, примешь горькую,
А
на Пасху так вовсю разговляешься.
И
закончишь где-то Красною Горкою -
Столько
праздников в весне, что замаешься.
Тень
ложится на подножья цветущие,
Где
полным-полно мальцов-одуванчиков,
Желтизна
которых всюдурастущая,
Доминирует пока в
сарафанчике
У
весны, что шьёт сады белым
золотом,
Значит,
время истекло, ненасытное...
Наковальней ты
была, был я молотом,
Оттого-то и горчит
водка житная.
4
По
усердию, апрель — первый, к радости,
Всех
плодовых и черёмух-малинников,
Разрывая
серых почек пузатости
Теплотою
дней, с настырностью циника.
Ну,
а май уже вальяжен, с букетами
Ароматов, будто
насквозь просмоленный,
Лепестки
роняя мелкой монетою,
В
подаяние земле обездоленной.
Серый
сумрак кочевой непреклонности
Слижет
первою грозой пустоцветные
Цветоложа, проявляя
наклонности,
К
сожалению, не очень
приветные.
Тень
ложится на кокошник сиреневый
Отношения к весне
прочих разностей -
Шепелявых, в дряблой
коже шагреневой
Расхитительных
соратников праздности.
И
всего-то, скоротечность весенняя
Уложилась на листках
соучастия,
Оставляя
неизбежность сомнения:
Вот
прошла весна, а где оно, счастие?
В
существующем порядке приличия,
Мы
не авторы весны — соглядатаи,
В
большинстве своем, почти с безразличием,
То
уставшие, а то и поддатые.
Тянем
в дом букеты роз и тюльпанчиков,
А
японцы наслаждаются вишнею.
Ты
и сам когда-то, будучи мальчиком,
Плёл
для девочки в венок одуванчики,
А
теперь, конечно, все это лишнее.
5
Как-то
высветлив причины и следствия
Неприятия суровой
реальности,
Оставляю
в разведенном соседстве я
Комильфо
в строке и вольные
сальности.
Что
позволено быку, то Юпитеру
Не
изведать в жизнь, как боги не корчатся.
Шоколад
набил оскому кондитеру,
Пивовары
только пивом и мочатся.
Все
выходит левым боком, итожатся
Не
серьёзные вкрапления
сольные,
А
литая масса, всё что
створожится
И
сгорит — осадки мелкие, зольные.
Приснопамятных
основ благоденствия
Днём
не сыщете с огнем — ночь в истерике,
Не
конфуз, но в чем причины, в чем — следствия,
Не
пытайтесь объяснить эзотерикой...
Бьёт
«лезгинку» осетин, а «цыганочку»,
Почему-то, в кабаках
пляшут русские.
Я
когда-то полюбил иностраночку
За
глаза её печальные, узкие.
А
ещё за что-то очень
развратное,
Оттого
второй век вою трембитою,
Только
всё это уже невозвратное,
Непрощённое
и не позабытое...
Фу,
весна совсем ушла, лето жаркое
Отправляет матронессу
в изгнание.
Говорят,
когда подружишься с Паркою,-
Будешь
жить без слёз и сдохнешь
в незнании.
09
— 16. 07. 2010
Последний
март
Е.К.
Последний
март вздувает пузыри,
Пустеет
небо и все меньше мела.
Как
бабочки, слетелись фонари
На
спящий город. И унять не смела
Глухая
ночь бессонницу зари.
И
облако, из вечномолодых,
Приподнялось,
освободив паренье.
Последний
март, с тщеславием портных,
Наштопал
зелень в переулках тени
И
шубы на верёвках бельевых.
Ещё
зима не скрыта под засов
И
всё рождает мутные купели,
Пока
ещё о чём-то
не допели
Крамольные
проекции басов.
(Но
так ли это важно, в самом деле?)
Пока
ещё беззвучие пьянит
Или
та жидкость, в холоде хрустальном?
Пока
ещё не потеплел гранит
И
чей-то лик в безмолвии сусальном
О
чём-то невозвратном
говорит.
Он
рядом – и незрим, и невесом,
И
так далёк, как эхо вещей
твари.
Проступит
под безжалостным резцом
Лишь
на мгновенье, в перерывах гари.
(Но
вновь рефреном: разве дело в том?)
Неповторим,
как жест глухонемых,
Летящий
март беременностью почек,
Молчанием
далёких и родных,
Когда
ненужность хлещет из-за точек,
И,
сохранив всего один листочек,
Надеешься
на чудо чувств иных.
Слова,
слова… И будто разговор –
Всего
лишь повод, кон для умолчаний,
Падений
с облака. Когда рыдает хор
О
Вас, мадам. И скрипки перебор
Томит
кого предчувствием свиданий.
(Конечно,
да! – сейчас не важен спор).
Последний
март… Сирень уже слышна
В
снегу, в луче, в прозрачности капели.
Сказать,
наверно, что-то не успели,
А
Пан играет на своей свирели,
И
светятся иные времена,
И,
чёрт возьми, да здравствует
весна!
Март
2004
Август
2010. Украина
Поэма
Превосходство
и надлом диалектики
Заключается
в спиральном развитии
Наложений
предыдущей эклектики
На похожие,
по сути, события.
Тривиальность
излагаемой истины
Не является
простым повторением
Процедуры
приобщения клистиром
К смрадным,
дырчатым террасам роения
Мест
отхожих человека разумного,
Хотя,
следует сказать, не без этого.
Но случайно
и среди бала шумного
Проступает
чей-то лик в фиолетовом
Облачении
забвенья вчерашнего
Или даже,
может быть прошлогоднего,
Но такого,
по-простецки, домашнего
Упоения
покоя субботнего,
Что не
смеешь даже плакать-печалиться
На разгульных
трассах препровождения
К перекрестью,
где заждался бес с палицей
Или ангел
с льготой в сад наваждения.
И боишься
не беды, а сомнения
В
безысходности путей её
праведных,
Где
частотные нули отклонения
От извилины
судьбы в шутках гаерных
Рвут на
части, что осталось от прежнего
Воспитания
в пределах ментальности,
Предлагая,
кроме мрака кромешнего
Настоящего,
былой виртуальности
Разрознённые
пейзажи, портреты ли,
Натюрморты,
слайды, блики, затмения,
Что уже
невозвратимы, как предали
Память,
люди, сны и ложь вдохновения.
Что ж,
итожа мысль, вернемся к исходному
Постулату
правоты соломоновой,
Упрощая
жизнь к греху первородному,
Лишь меняя
задник актовый, фоновый...
Снова
месяц лезет в небо бездонное,
Освящяя
отражённым свечением
Пядь
квартиры у окна, место тронное,
Где свеча
и я дымим с огорчением,
О сожжённых
небесах стеариновых,
Что стекли
к ногам и ножкам подсвечников,
Там, в
груди, стуча, отнюдь, не малиновым
Звоном,
сломанных давно, наконечников.
Время не
проистечет мимо вашего
Соучастия
в нём, мерой старения,
Отбирая
жизнь живущего заживо,
Оставляя
для расчёта смирение.
Меркантильность
каждой третьей отдушины
Отдаёт
иезуитским изяществом,
Но роняет
август в воздух жемчужины
Персеид,
с присущим небу ребячеством:
Коль, не
дам дождя, пусть что-то, да катится
С высоты
на землю вдовую, грешную,
Мол,
загадывай, что хошь — все наладится...
Вы живёте
там, внизу, лишь надеждою
На волхвов,
на небо, на управителя,
На иконы,
обереги и ладанки,
На гниющие
останки крестителей,
Да на
свечи, стеариновой катанки.
(Продолжение на следующей странице)