Бледнов Сергей. Город
*
* *
Мне
снится, что я читаю страницу,
Что
жарю в духовке журавля и синицу,
И
каждые новые, свежие «днюхи»
Мне
снятся в горошек одетые мухи.
Мне
снятся трамваи в коричневой коже,
Бушующий
мальчик на ветер похожий,
Горячие
губы от чёрного чая,
Влюблённые
шалости глупого мая.
И
снятся морщины извечной дороги,
Песчаные
лица, собаки, «хот-доги».
Какие-то
строчки, бывает, слагаю.
И
Господи Боже, мне снится – летаю!
*
* *
Закат
закатывает в банки
Обиды
дня. А по углам сидят останки
Эмоций,
чувств и слепнут руки.
Не
слышат пальцы и от скуки
Рисуют
белые, невзрачные комочки.
От
точки А до точки С – лишь
Заморочки.
Но эти божии цветочки
Растут
во мне, как брызги лавы.
Вулкан,
ветра и перегары –
Всё
душат, душат! И под душем
Не
смыть, не слить... И снова грязный
Какой-то
серый, несуразный
Лечу
навстречу новым штопкам.
А
завтра утро, по пилоткам
Скачу,
хочу... И это важно
Порвать
и сжечь весь страх бумажный,
Соединяя
строчки в строчку.
Не
ставя точек, троеточий –
Лишь
розовое слово – "точно"!
Ну
и пускай! И пусть заочно...
*
* *
На
заспанном небе отёкшие мысли –
Святые
писали стихи….
Кровавые
пальцы рассвета зависли
Над
храмом мирской шелухи.
Конечно,
бывало, и камни свистели
Глотая
слова голышом….
А
люди вкушали и страшно потели
Мечтая
свихнуться умом.
Такая
«культура» на Божьем Олимпе –
Пророки
курили траву!
Священные
тексты в редакции «Вымпел»
Вели
по пустыням толпу.
И
что нам библейские эти заветы?
Ведь
это же сборник стихов!
Поэтому
святы и Бог, и поэты,
Во
славу плебейских волхвов.
*
* *
Обрываю
как листья от ночи своей
Мои
скользкие сны.
И
смотрю на восход,
На
гламурные пряди тридцать новой весны.
Застилаю
кровать –
Престарелую
мать запотевших теней!
Напиваюсь
дождём
И
лечу над улыбками серых камней.
И
бегу и дышу –
Химикатами
нищих и облачных лет.
Потерял
я за счастье в борьбе
Свой
счастливый кастет!
Захожу
в коробок
Из
бетонных преград и стеклянной струны
И
сижу до утра
На
ступеньках стальных чёрно-белой луны.
Вот
на шее петля…
Подождите,
ведь кто-то звонит!
И
умоет огонь, снова греют слова…
Мне
не светит зелёный гранит.
* * *
Дыханием
дождя
И
шёпотом души,
Весною
уходя,
Ты
летом напиши.
О
том, когда восход
Смывается
луной
И
дня водоворот
Уходит
в мир иной.
Постой,
постой – приснись!
Как
тополиный пух
Вокруг
меня кружись,
Читая
сказки вслух….
И
ласкою встревожь
И
солнышком коснись!
Как
наслажденья дрожь
В
реальности – вернись.
* * *
На
пустом кресте, на своём лице
Я
морщины иголкой вшиваю,
На
спине Земли, на её крестце
Я
прощал свою волчью стаю.
Ветер
чмокнул взасос, ну и что не вопрос!
Задыхалась
весною старушка,
Что
сосала меня, как чумной кровосос –
На
цепи – за судьбою – игрушка!
И
обиду смолчу и улыбку заткну,
Мне
с горохом и стенка подружка!
Отошёл
навсегда – я ушёл на войну,
Вы
плесните мне в ржавую кружку.
Снегопад
Накрашены
губы неба,
Накрашены
белым мелом.
Разотканы
снегом спелым
Тонущие
в душах. Хлебом
Их
кормят рукой боги.
И
бьются снега в стаи.
По
небу на губы трамваи
Разносят
холодные крохи.
И
снова постель краше.
Улыбка
зимы – пытка.
В
столовой опять скидка –
Закусит
Господь кашей.
Туча
Автобус
впитал души,
Колеса
везут влагу.
Лепешка
во мне – лужи
Уносят
опять к праху.
И
он – босоногий, рыхлый,
Побитый
(больной!) дождями,
Посмотрит
(живой!) хитрый,
Накормит
(скупой!) пнями.
И
что мне любовь – жвачка!
Несутся
мечты к праху.
Я
туча твоя – прачка.
Я
в лужах вожу влагу.
* * *
Вставлю
в свои глаза
стеклопакет
из пластика.
Вот
она новая классика –
модные
окна души!
И
побегу под линеечку
по
перекрашенным улицам,
Туда
где восходы целуются
и
кушают море лапши.
Мне
же ведь тоже хочется
переливаться
зайчиком,
В
зелёной, короткой маечке
«мивину»
кастрюлями есть!
Расправлю
прокладки с крыльями,
а
уши заткну мобильником
И
буду мечтать с холодильником
о
жёлтой улыбке луны.
В кругу
За
спиной спина, впереди спина –
Окружен,
зажат. Вся в цепях стена.
А
за кругом даль – ледяная сталь.
Ветер
режет вдоль снежную эмаль.
А
в кругу тепло и в цепях смешно.
Запах
слитых тел; даже есть окно.
Так
зачем же мне ледяная даль?
И
вне спин зачем новизны спираль?
Кошмар
Задыхаюсь грязной ночью –
До
утра семь лет скитаний.
Я
плачу кусками плоти
За
песок её касаний.
За
обрывки хищных рыков –
Расчлененных
измерений.
Дайте
жрать – её паскуду,
Дайте
полночь откровений!
Там
сидит сердитый старец,
Лепит
кару он из глины,
И
сползает мрак на очи,
Лезут
черви на седины.
Я
прошу тебя Всевышний –
Прикажи
родиться утру!
Заштрихуй
мои скитанья,
Да
посыпь ты утро – пудрой.
Я
забуду эту полночь –
Босоногую
блудницу,
Что
вкушала моё тело –
Окровавленную
пиццу.
Я
приду к тебе с рассветом,
Перейду
я Стикса речку
И
служанкой станет ночью
Лишь
Твоя святая свечка….
* * *
Противоречие
– не вечно, а секундно.
Оно
купается во времени бездумно,
Вгоняя
тонкие эмалевые ветки
В
кору извилин – детям. Ну, а детки
Играют
в мяч с закатом и хлебами,
И
курят выводы. А выводы кругами
Уходят
в души – поздней электричкой –
И
чикают пожаром пятой спички.
* * *
Читаю
камни…. На них судьба
И
восклицательные знаки!
Но
сквозь печаль растут неведомые злаки,
Как
паростки отрубленных голов.
Не
надо слов.
И
что мне дождь –
Седеющий,
угрюмый старец!
Я
поднимаю в небо средний палец,
Бурча
молитвы, во спасение волков.
Потом
обрыв…
Нас
горы в этой страшной бездне!
Туманы
душат сдавленные песни,
На
рваных промежутках снов.
И
только розовый рассвет,
Как
ошалелый вечный вестник,
Слепой
и скованный кудесник
Вторит
молчанием на каменную грязь…