Жданов Игорь. Жизнь без причуд
*
* *
О
людях тех,
Что жили - прежде,
Когда и
как,
в каком краю,
Не по прическе и
одежде -
По общим лицам узнаю.
И только
тем,
Кто выше правил,
Кто сразу вышел
из игры,
Всесильный рок на лбу
поставил
Клеймо иль знак его поры.
У
тех,
Чьи думы и стремленья
Не уложились
в общий след,
Во все века и поколенья
Один
и тот же в лицах свет.
1987
г.
*
* *
Ночь
над миром, прохлада и мгла,
Так прозрачно
от вишен в саду!
Пролетающий филин с
крыла
Отряхнул голубую звезду.
Только
липы куда-то бредут,
Повернулись лицом
на рассвет,
Только падает в тинистый
пруд
Метеора стремительный след.
Ночь
вместилась, как в раме, в окне,
Лунным
дымом ползёт за края, -
Вся природа
сегодня во мне,
Весь в природе, пожалуй,
и я.
Хорошо, что бессмертия нет:
Тем
острей и понятнее жизнь…
Повернувшись
лицом на рассвет,
За мгновение это
держись.
29.12.84
ПОСЛЕДНИЙ
ПАРАД
Если
над миром
Последняя грянет беда,
Конные
статуи,
Стройся в четыре ряда!
Бронзовых
вас
Наберётся едва легион, -
Войско
бессмертных,
Созвездие стран и
времён.
Горды их лица,
Сердца бронзовеют
в груди, -
Я б Дон-Кихота
Увидеть хотел
впереди.
Рыцарь - скиталец,
Печальней,
чем сам Россинант,
А ординарец
-
Прославленный бардом
Роланд.
Правофланговым
Поскачет
батыр Салават,
С левого фланга
Кричат:
- Бонапарту виват! -
В центре поставить,
Чтоб
приняли первый удар,
Всех
прогрессивных
Царей, чернецов и
бояр.
Дайте Чапаю
Над ними командную
власть,
Чтобы случайно
В какие уклоны
не впасть.
Медному всаднику
Можно
доверить наган,
Хоть понимаю,
Что
бражник он был и буян:
Как-нибудь
сдержим
Монарший неистовый пыл, -
Всё
ж мореплаватель,
плотник -
Окно
прорубил.
Чтоб Македонский
Не выкинул
снова чего,
Взять к Дон-Кихоту
Начальником
штаба его.
А Боливару -
Он скачку и
ветер любил, -
Взвод королей -
Обеспечивать
фланги и тыл.
Быть трубачом,
Я надеюсь,
доверите мне,
К этому времени
Буду
и я на коне!
Пёстрое войско,
Смешение
рас и племён, -
Много,
но всё же
Неполный
один легион.
Эй, подтянись!
Наступает
последний парад!
По - эскадронно,
Вперёд!
И
ура!
И виват!
1984.
*
* *
Во всех столетьях сходятся приметы
С
приметами сегодняшнего дня:
Неровные
и
нервные поэты -
Неровня никому
и не
родня.
Отчаявшись, но вовсе не
отчаясь,
Они живут и гибнут - за
других,
Лишь отчествами слабо
различаясь,
А отчества не пишутся у
них.
*
* *
Не отмечена ничем в календаре
Вереница
этих дат и этих чисел:
На моря Россия
вышла при Петре,
А вернулась восвояси
- при Борисе.
И теперь на всех окраинах-
прогресс
По-румынски, по-литовски, -
по нацистский:
Панихиды по дивизиям
СС"
И порушенные наши обелиски.
И
неведомо ни Польше, ни Литве,
Да и
внукам победителей едва ли,
Что подонки
со звездой на рукаве,
А не русские
поляков убивали.
И уже им слова лишнего
не кинь,
Ни намёка на великую державу:
Им
запомнилась проклятая Катынь,
А не
тысячи погибших за Варшаву.
Что-то
сгинуло и кануло ко дну,
Может, вера в
бескорыстие России?
Только вам - пути
иного не дано,
Как бы вы на все лады ни
голосили.
Жаль могил
и наших русских
деревень,
Что остались за чертой, за
перевалом
Вами будут помыкать, кому
не лень,
Так не раз уже в истории
бывало.
*
* *
Полтретьего -
А я еще не пьян,
Хотя
бутылка к завершенью ближе.
И я уже,
пожалуй, ненавижу
Снующих по экрану
христиан.
В них веры нет,
Хотя на всех
- кресты,
Слюнявы рты, медоточивы
речи.
Не столько ли добра и красоты
В
куске дерьма, аборте и увечье?
Мочой
и спермой пахнут за версту
Их схимники,
лелеющие тело.
Они тишком примазались
к Христу,
Как мафиози приобщились к
"делу".
И не поймут, совсем
осоловев,
Что ложь и придурь - их мольбы
и драмы,
Что только в душах воздвигают
храмы,
А души их - курятник или хлев.
Им
места нет и в свите Сатаны.
Кто поднял
их?
Кто их возвел на царство? -
Не
может быть у веры государства,
Министров,
эшафотов и казны.
По воле Бога
или с
недогляда,
Мне братьев во Христе таких
не надо,
Мне радостней бутылка с
коньяком.
Наверно, я -
жена моя, прости,
-
Окончу жизнь беспечно и порочно,
Тогда
- сожги, а пепел опусти
В какой-нибудь
колодец водосточный.
Где сыро и темно
- мой вечный дом.
Вот там и пообщаемся
с Христом.
1994
*
* *
На
последнем стою рубеже -
На
святых, на оплёванных плитах.
Где-то
видел я это уже -
Государство
ментов и бандитов.
Здесь
хотела воздвигнуть дурдом
Торгашей
неуёмная свора,
А
построила новый Содом
С
муляжом золотого собора...
Шли
на подвиг, а враг - по пятам,
Нас
лишили судьбы и удачи,
Смерть
по внутренним свищет фронтам,
А
на внешнем - повальная сдача.
Наши
танки увязли в крови,
Наши
лодки нырнули в пучину,
Мы
не русские, мы - «шурави»,
Мы
«братки», а «братки» - не мужчины.
И
никто от позора не спас
Опалённое
красное знамя.
Наши
женщины бросили нас,
Наши
дети смеются над нами.
Нас
не надо молитвам учить,
Честь
и совесть не выбить из генов:
Это
стыдно - в сортирах «мочить»
Даже
злых и неумных чеченов.
Это
стыдно, пропив полстраны,
За
подачкой протягивать лапу
И
не знать ни вины, ни цены
Оголтелому
злу и нахрапу.
Тот
- на «зоне», а тот - в блиндаже,
Все
в дерьме, в нищете и обиде.
Где-то
видел я это уже...
Да
в гробу, разумеется, видел!
Нам
осталось
лишь насмерть
стоять
Или
просто - без смысла и позы -
Бронированный
«мерс» расстрелять,
Как
Ильин расстрелял «членовозы».
18 ноября 2000
*
* *
Куда
ушли былые корабли?
Где
утонули наши пароходы?
И
где народы, что костьми легли
В
угоду грозной прихоти природы?
Где
прошлый год?
Тот
месяц?
Этот
миг?
Лишь
в музыке стиха
И
звоне клавиш,
Лишь
в памяти компьютеров и книг,
И
в молчаливом безобразье кладбищ.
Река
времён безудержно несёт
Эпох
и войн гремучие каменья.
Зачем
любовь,
продлившая
исход
Из
тьмы во тьму бессчётным поколеньям?
А
люди
на полуночном
мосту
Короткой
жизни,
выпавшей
случайно,
Заглядывают
робко в пустоту,
Сливаясь
с ней
безмолвно,
и печально.
1999
Осенний
этюд
Фиолетовой
стала вода
От
холодного неба.
Городские
рабы, как всегда,
Просят
«зрелищ и хлеба».
В
чёрных сучьях вороны орут,
Воробьи
озоруют.
Как
обычно, сенаторы врут
И
воруют, воруют.
Как
всегда завихрилась листва,
Листобоем
побита.
Не
таят своего мастерства
Колдуны
и бандиты.
Мужики
надрывают нутро
Светлой
выпивки ради.
Больше
нищих в московском метро,
Чем
народу в Элладе.
А
осенний разлёт и распад
Жизнь
тоской заражает...
И
«опущенный» кодлом солдат
Автомат
заряжает.
1998
* * *
Дети
страха,
Злые
выродки прогресса,
У
которых даже сердце на засов,
Мракобесие
- от мрака и от беса,
Сладкогласие
- от сладких голосов.
Вам
осталось убивать и упиваться,
Вам
досталась побеждённая страна,
На
бумаге уценённых ассигнаций
Может
быть, напишут ваши имена.
Мы
такого не хотели и не ждали,
Нам
иное примерещилось впотьмах.
Поиграйте
в наши старые медали
На
поминках, на отеческих гробах.
Хороните
нас без зависти и злобы
И
не ставьте нам вопросов и крестов:
Не
виновны мы, что дети узколобы,
Это
кара, эта замысел Христов.
Без
Его определенья и пригляда
Ни
один не выпадает волосок.
Раз
дебилы наши дети,
значит,
надо...
Божий
замысел не ясен, но высок.
Много
было знаменитых, как Иуда,
А
герои вспоминаются едва.
Словоблудие
- от слова и от блуда,
Мы
блуждаем,
все растрачены
слова.
1996
*
* *
Не
хочу я
самоутверждаться,
Наживать
копейки на рубли, —
Всё
равно никак не удержаться
На
покатой палубе Земли.
Как
парад проходят поколенья,
Чтоб
в пучину кануть без следа, —
Нет
продленья,
есть
преодоленье
Смертного
последнего стыда.
Что
им речи, памятники, вздохи,
Жестяной
невянущий венок?..
Нет
причин для общей суматохи,
Для
пучины — каждый одинок.
Есть
предел для вида
и для
рода,
Этот
мир —
лишь белка в
колесе...
И
стоит угрюмая природа
В
обречённой пасмурной тоске.
Кончится
любое постоянство,
Как
любовь случайная к утру, —
И
тогда захлопнется пространство,
Превратившись
в чёрную дыру.
1996
*
* *
Где
все?
Хочу
спросить - и не могу.
Где
вы живёте, девочки худые?
Куда
девались парни налитые?
Ещё
видны их тени на лугу.
С
ума сойти,
Как
поглядишь вокруг:
Откуда
это вдруг
по всей
округе
Шныряющие
полчища старух
И
редкие трясучие пьянчуги?
Да
это ж поколение моё,
Опущенное
жизнью на колени -
Бессмысленное,
странное житьё,
Чего
в нём больше -
боли или
лени?
Да
это же ровесники мои,
Которых
будут хоронить бесплатно, -
Хозяева
судеб и короли,
Из
страшных снов пришедшие обратно.
Привет
вам всем,
бомжихи и
бомжи,
Бездомные,
безрадостные братья,
Колючие,
как старые ежи,
Немодные,
как ситцевые платья.
Товарищ
мой, философ и поэт,
Вон
там ручей, лицо своё умой-ка,
И
ничего, что ты на склоне лет
Слоняешься
с клюкою по помойкам.
Последнее
достоинство блюди,
Быть
не у дел - несчастье, а не поза:
Поэзия
осталась позади,
А
новым русским не нужна и проза.
Но
всё же что-то
в этой
жизни есть
Помимо
водки, пищи и жилища -
Какая-то
пророческая весть,
Понятная
униженным и нищим.
1996