Человековедческая ценность

Данный текст используется в качестве справочника при анализе подробных критических разборов сетературных текстов по п. 2.4 (Человековедческая ценность) модифицированной методики Альтова.

Данный пункт методики – наиболее сложен для восприятия в среде, так скажем, «начинающих рецензентов». Профессиональный критик прекрасно поймёт, о чём речь. Вполне возможно, что сам термин «человековедческая ценность» будет озвучен оным профессиональным критиком как-то иначе, не суть важно. Важно другое: «начинающие рецензенты» вообще упускают из сферы внимания сей параметр оценки. Для них (для «начинающих») оного параметра как будто не существует вовсе.

И совершенно напрасно. Ибо Литература - это прежде всего человековедение (и обществоведение). Сила влияния автора «на умы и сердца» зависит не только от художественной ценности, новизны и убедительности, но ещё и от человековедческой ценности, то есть от того, в какой мере идея позволяет раскрыть (исследовать, изобразить) особенности человека и общества.

Представленные ниже количественные оценки используются при анализе «бумажных произведений», то бишь прошедших горнило корректуры, редактуры и художественного совета. В данном тексте (для сетераторов) приведены – для примера. И для ориентировки:

1 балл – чисто бытовая ситуация или идея, относящаяся к человеку (обществу), но не содержащая элементов поведенческой новизны (или, точнее, редкости), в частности, известная человеческая ситуация, без изменений "разыгранная" на фоне реалий «душевных перекрестков сознания».

2 балла – о человеке (обществе) сказано уже известное, но есть новые детали, особенности и т.п. В частности, новые ощущения человека в обычной (либо – напротив – необычной) обстановке, нетрадиционная реакция.

3 балла – человек (общество) поставлен в необычные обстоятельства, либо – рассматривается под необычным углом зрения, благодаря чему в человеке (обществе) раскрывается нечто новое (или хорошо забытое старое).

4 балла – новые принципы (или новое о принципах) построения общества. В частности, все художественно оформленные утверждения о вечных истинах под новым углом зрения.

Категорически не рекомендуется путать человековедение и художественность. Примером "чистого человековедения" может служить концовка "Войны и мира" - вторая часть эпилога. Толстой рассматривает "философию истории" - это 4-й уровень по человековедческому показателю. Но художественно эта часть ниже других частей "Войны и мира". В сущности, это научно-популярный очерк. (Нельзя, конечно, рассматривать эту часть "Войны и мира" отдельно от всего романа. Здесь это сделано только для наглядности примера).

Но не только оным 4-ым уровнем – естественно – оценка и ограничивается (типа «есть философИческая нетленка» / «нет оной нетленки»). Всё много тоньше, и – что очень важно – много ИНТЕРЕСНЕЕ. Текст, претендующий на «литературность», должен удовлетворять трём весьма существенным ограничениям:

- неочевидная мораль (неоднозначность трактовки);

- правдивость очевидности;

- морализаторство «между строк».

Слово «должен» тут – весьма характерное. Автор текста – вполне естественно – никому и ничего в этом смысле не должен, упаси Господь утверждать обратное. Но и напяливать на словесную конструкцию попону с надписью «литература», уподобляя набор словес стойлу Пегаса, автор в таком случае – не менее вполне естественно – абсолютно не вправе. Ибо Литература – это не «набор слов, не лишённых красивости», а именно – прежде всего – человековедение. А оный же «набор…» - всего лишь «розовые сопли в сахаре», не более того.

Неочевидная мораль (неоднозначность трактовки).

Любое повествование, претендующее на высокое звание «литературный текст» обязано содержать некую мораль. Не в смысле «мойте дети руки перед едой, а то заболеете», а как раз – наоборот. Или даже так: НАОБОРОТ. Ибо «словеса ради словес» = «маразм из маразмов». Ибо – стандартно и примитивно. Именно так, как и «должно быть по результатам наблюдения БАНАЛЬНОЙ и ОБЫДЕННОЙ действительности»: «…Добро – доброе, Зло – злое, Дурак – дурной. Примитивно. До скрежета зубовного - примитивно…».

Периодически по ТВ крутят передачи об «уходящей волне» актёров «советской закалки», уделяя много времени «творческому методу» старых мастеров. Так вот – рефрен оных передач: «…образ такого-то злодея получился столь ярким и незабываемым именно потому, что гениальный актёр такой-то играл оного злодея, выискивая у него в душе «светлые пятна» (и – наоборот)…». Неоднозначность трактовки, освобождение воображения читателя – и есть основа человековедческой ценности текста.

Естественно, что оные «трактовки» в каждом конкретном случае – далеко не объективны. Так и должно быть. Именно так, и не иначе. Даже репортаж, претендующий на некую номинацию в неких конкурсах типа «Репортёр года» в обязательном порядке обязан содержать личностную трактовку событий автором репортажа. Именно сие обстоятельство – оценивается, номинируется, награждается. И не простая констатация типа «ах, смотрите, как всё плохо, как всё плохо», а некая подспудная, хитрая, эзоповская философия, некие выкрутасы с непрямыми оценками, но – яркими, запоминающимися, значимыми.

При этом никто не говорит, что прямолинейность в изложении нетленных Истин – это однозначно плохо, упаси Господь ещё раз. Просто оная прямолинейность – «не литературна», увы, как сие ни прискорбно. Формальная педагогика, законотворчество, морализаторство в чистом виде – да сколько угодно! Одно маленькое ограничение: литературой оные словеса не называйте. А вне оного ограничения – хоть обморализируйтесь.

Правдивость очевидности.

9 из 10 современных сетераторов наступают на одни и те же грабли, и никак не хотят понимать простейшей истины: ЛГ – прежде всего – ДОЛЖЕН БЫТЬ ЖИВЫМ.

Человек не бывает «100% плохим» или «100% хорошим», таковым «человека - ЛГ» делает неопытный автор. А злодею – присущи «приступы доброты», а праведнику – «приступы злобы». А «постоянных ликов» у реальных людей не бывает. А Мария Магдалена до встречи с Христом была уличной проституткой. Но всё, чем запомнилась человечеству оная Мария Магдалена – всегда было при ней, просто заметить бы оные духовные качества смог бы лишь гениальный автор, буде он собрался бы живописать жизнь оной уличной проститутки. А неопытный автор живописал бы «проститутку – отдельно», а «Магдалену – отдельно», и получились бы – в итоге – вместо двух периодов жизни одной личности два совершенно разных человека.

Настоящая героика, которая «без фальши», без «садизма предопределённости» - она не «благодаря», а исключительно «вопреки». Исключительно – вопреки. Нет на свете людей (психически здоровых), которые испытываю кайф от того, что закрывают собственной грудью амбразуры дотов, направляют горящий самолёт в скопище цистерн-бензовозов и т.п.

Нет таких людей. А подвиги – есть. И чудеса самопожертвования – тоже есть. Только ежели никто не видит сомнений, горьких сожалений по поводу «и на кой чёрт я одел себе на шею это ярмо?» - вовсе не означает, что оных сомнений и сожалений нет вовсе.

Потому что всё это – много сложнее.

МНОГО сложнее.

Морализаторство «между строк».

Соблюсти форму «морализаторства», и даже «морализаторства с претензией на тонкий юмор» - ещё не всё. Это – только форма. Надобно оную форму ещё и содержанием достойным наполнить.

Пример: «Косточка» Толстого. Примитивно, даже – намеренно примитивно. Но изучению оной «Косточки» посвящены тома монографий, научных статей, литературоведческих исследований. Ибо – переполнена «изюминками подстрочного восприятия». Ибо – помимо формы есть и значимое содержание, эти самые «мысли между строк».

Выдержка из упомянутых монографий:

«…Зачем же Лев Толстой именно это, совсем понятное, здесь пишет: "И очень они ему нравились”? А вслед за этим лишним предложением пишет то, что уж совсем понятно: "Очень хотелось съесть”. И когда мы уже три или четыре раза все поняли, автор повторяет опять ту же мысль: "Он все ходил мимо слив”. Может быть, Лев Толстой не умел писать коротко? Или случайно не заметил, что повторил одно и то же несколько раз? Не убрать ли нам из "Косточки” что-нибудь лишнее? И Льву Толстому поможем писать короче, и читателям будет поменьше читать, и в книге освободится немного бумаги для какой-нибудь пословицы, например?

Дети решительно протестуют.

– Нет! Все это нужно! Ваня знал, что нельзя брать, но ему очень хотелось. Он боролся с собой!

– Молодцы, ребята! Вы все точно почувствовали. Ведь у автора про Ванины чувства нет ни единого слова! Лев Толстой нигде не пишет: "Ваня переживал, колебался, сомневался, стыдился...” Наверное, потому, что маленький Ваня сам о своих чувствах ничего не может сказать словами. Он, скорее всего, и слов таких пока не понимает: "колебаться, сомневаться, переживать”. Автор пишет только о том, что Ваня делал или не делал: "нюхал, ходил, не удержался”. А мы, представляя себе движения Вани, его поведение, начинаем чувствовать его переживания, колебания, сомнения. Вот как удивительно пишет Лев Толстой…».

Да – вот как удивительно пишет Лев Толстой. Удивительно. А форма-то – аналогичным образом подавляющему числу сетераторов – намеренно примитивна.

Зато – разница-то какова!

Примеры:

Пример 1: (сие – именно ПРИМЕР ПРИМЕНЕНИЯ Методики по данному конкретному фактору оценки, безотносительно к самому оцениваемому тексту. Пример «чего и как ПРИМЕРНО критически разбирать», не более того):

«…Прямо «из учебника», дословно (трактовка пункта шкалы Альтова: «…Тема и идея не содержат элементов поведенческой новизны (или редкости). Известная человеческая ситуация , без изменений "разыгранная" на фоне неких словесных реалий…».

Любое повествование, претендующее на высокое звание «литературный текст» обязано «между строк» содержать некую мораль. Не в смысле «мойте дети руки перед едой, а то заболеете», а как раз – наоборот. Или даже так: НАОБОРОТ. Ибо «словеса ради словес» = «маразм из маразмов». Ибо – стандартно и примитивно. Именно так, как и «должно быть по результатам наблюдения окружающей действительности».

Чему может научить ребёнка сей текст? Слезу пробить – это да, сможет. А ещё?

К примеру:

«Уронили мишку на пол,

Оторвали мишке лапу,

Всё равно его не брошу,

Потому что он хороший».

Мысль почти суггестивная, и – по парадоксу: «Поломка игрушки – не причина для отказа от неё, главное во взаимоотношениях – любовь». Великолепная человековедческая ценность. На пять с плюсом.

Ежели автор попытается возразить, что, мол, «почему обязательно только дети, предполагалось, что и взрослые могли бы, типа, сказку прочесть…», отвечу сразу же, без околичностей: «Сказки для взрослых – это уровень Григория Горина. Тянет на сей уровень – есть смысл говорить, не тянет – и разговора не будет». Так вот, не тянет. Никоим образом.

А по поводу детского восприятия – «выдерну из-под между строк» одну, первую попавшуюся мораль, и – автору – на обозрение: «…Придёт время – и те, кто тебя любил, о тебе забудут. Не надо их за это корить. Надо совершить подвиг. Коснуться ладошкой Луны, достать звезду с неба – что-нибудь на пределе твоих сил. И тогда – но, если удачно совпадут обстоятельства – о тебе вспомнят, снова к себе приблизят. Пока не придёт очередной срок равнодушия…».

И вот это вот автор хочет донести до сознания ребёнка?..»

Пример 2: (сие – именно ПРИМЕР ПРИМЕНЕНИЯ Методики по данному конкретному фактору оценки, безотносительно к самому оцениваемому тексту. Пример «чего и как ПРИМЕРНО критически разбирать», не более того):

«…Тема и идея не содержат элементов поведенческой новизны (или редкости). Известная человеческая ситуация , без изменений "разыгранная" на фоне неких словесных реалий.

Ибо – стандартно и примитивно. Именно так, как и «должно быть по результатам наблюдения окружающей действительности». Подавляющее большинство разочаровавшихся в религии и вере – мыслят именно таковыми стереотипами. Для чего было доверять оные мысли клавиатуре? Констатация банальности? А где же «нестандартность мышления», «парадоксальность вывода», «разгульность фантазии» - где всё это? Для чего оные «картинки из жизни»? Репортаж?

Периодически по ТВ крутят передачи об «уходящей волне» актёров «советской закалки», уделяя много времени «творческому методу» старых мастеров. Так вот – рефрен оных передач: «…образ такого-то злодея получился столь ярким и незабываемым именно потому, что гениальный актёр такой-то играл оного злодея, выискивая у него в душе «светлые пятна» (и – наоборот)…».

Неоднозначность трактовки, освобождение воображения читателя – основа человековедческой ценности текста.

Тут же – прямолинейно, как ствол орудия…».

Пример 3: (сие – именно ПРИМЕР ПРИМЕНЕНИЯ Методики по данному конкретному фактору оценки, безотносительно к самому оцениваемому тексту. Пример «чего и как ПРИМЕРНО критически разбирать», не более того):

«…Прямо по учебнику: «…чисто бытовая ситуация или идея, относящаяся к человеку (обществу), но не содержащая элементов поведенческой новизны (или, точнее, редкости), в частности, известная человеческая ситуация, без изменений "разыгранная" на фоне реалий «душевных перекрестков сознания…».

Поясню свою мысль: ежели автор претендует на «человековедческую ценность» по поводу фактурной части сюжета (типа «стал отцом детям врага убиенного»), то автор глубоко ошибается. С точки зрения оной «человековедческой ценности» - это, как раз, «полный стандарт», что называется. «Доброе Добро» и «Злое Зло», без взаимопроникновений, без переходов «злодей – праведник» и обратно, это всё, как раз – чистой воды банальность. Чёрное и белое. Ужасы фашизма и чудеса человеколюбия. Добрый, благородный, воспитанный «гаупт-ефрейтор» и злой, наглый, пошлый «обер-штабс-фельдфебель». Примитивно. До скрежета зубовного – примитивно.

Настоящая героика, которая «без фальши», без «садизма предопределённости» - она не «благодаря», а исключительно «вопреки». Исключительно – вопреки. Нет на свете людей (психически здоровых), которые испытываю кайф от того, что закрывают собственной грудью амбразуры дотов, направляют горящий самолёт в скопище цистерн-бензовозов и т.п.

Нет таких людей. А подвиги – есть. И чудеса самопожертвования – тоже есть. Только ежели никто не видит сомнений, горьких сожалений по поводу «и на кой чёрт я одел себе на шею это ярмо?» - вовсе не означает, что оных сомнений и сожалений нет вовсе.

Потому что всё это – много сложнее. Много сложнее…»

Новизна

Данный текст используется в качестве справочника при анализе подробных критических разборов сетературных текстов по п. 2.5 (Новизна) модифицированной методики Альтова.

Данный пункт методики – наиболее сложен для «начинающего рецензента» в рамках критического разбора текстов, ежели, как говорится, «чукча – не читатель, чукча – писатель». Последнее в сетературной среде - к огромному сожалению – практически норма. Но тут уж ничего не попишешь. Или – есть багаж знаний, обусловленный многолетней практикой разнообразного чтения, или – оного багажа нет.

А отсутствие оного багажа, кстати, и определяет тот факт, что практически ни один из сетературных текстов не удовлетворяет критерию «новизны». Наличие таковой новизны – редкость необычайная. Ещё более редкая, чем чистая «художественная находка».

Представленные ниже количественные оценки используются при анализе «бумажных произведений», то бишь прошедших горнило корректуры, редактуры и художественного совета. В данном тексте (для сетераторов) приведены – для примера. И для ориентировки:

1 балл – тема (идея) использована повторно "одно к одному" или перекрывается более ранней и более полной реализацией (в другом произведении, в целом ряде произведений).

2 балла – прототип изменен, но нет качественно новой ситуации.

3 балла – прототип изменен так, что появилась качественно новая ситуация.

4 балла – новая ситуация, не имеющая близких прототипов в фольклоре, литературе и т.д. и т.п. Такая идея (тема, ситуация) может служить прототипом для идей (тем, ситуаций) 2-го и 3-го уровней.

Увы. Всё уже сказано до нас. Как сие ни прискорбно. Отсылаю любопытствующих к статье Википедии "Плагиат". Боже упаси - никоим образом из сего отсыла не следует каких-либо обвинений кого-либо в каких-либо грехах. Как раз - наоборот. Всего одна цитата из оной Википедии:

«…Древний мир был чуток к авторской славе, но при этом разрешал заимствования довольно широко. Свободно пользовались трудами предшественников историки и географы, даже такие, как Геродот (делавший заимствования из Гекатея), Диодор Сицилийский, Плутарх. Вергилий горячо жаловался на плагиат в знаменитом «Sic vos non vobis», хотя сам разрешал себе в этом отношении многое: Макробий в 6-й книге «Сатурналий» собрал довольно много отдельных стихов, позаимствованных Вергилием у Энния и Лукреция. Александрийскому философу Латину приписывают два исследования о плагиате у Софокла и Меандра…».

Истоки популярности крылатой фразы "Античность - детство человечества" - вполне очевидны. Пока сверхценности золотого тельца не вытеснили из коллективной души человечества наивное желание чисто по-детски подражать хорошему, о плагиате и речи быть не было. Главное, чтобы текст - в конечном итоге - нравился читателем. Проблемы возникли именно тогда, когда выяснилось, что нравиться должен - в первую голову - как раз сам писатель.

После же Античности помимо всего прочего – с точки зрения самих авторов – проблема плагиата, ежели так можно выразиться, «повернулась боком», исказилась до неузнаваемости с учётом упомянутого уже золотого тельца. Из конкретики богатейшего цитатного пространства в обоснование оного утверждения приведу всего одну фразу Гёте:

«…Когда видишь большого мастера, обнаруживаешь, что он использовал лучшие черты своих предшественников и что именно это сделало его великим…».

Вот это вот глобальное заблуждение сетераторов по поводу «…когда видишь БОЛЬШОГО МАСТЕРА, обнаруживаешь, что он использовал лучшие черты своих предшественников…» и определяет реальное положение дел с новизной в сетературе. Суть подменяется формой. Самым пошлейшим образом. Почти поголовный дилетантизм сетераторов и отсутствие упомянутого уже «читательского багажа» формируют извращённое представление о «заимствовании идей» - в свете «…большого мастера, использующего…». А между тем оный «большой мастер» - ИМЕЕТ ЧИТАТЕЛЬСКИЙ БАГАЖ, и «багаж» - вполне приличный! У оного большого мастера отношение к заимствованию – ОСМЫСЛЕННОЕ, БЕЗ ПРЯМОГО КОПИРОВАНИЯ.

А сетератор оными «глупостями» себя не утруждает. «…Чукча – не читатель, чукча – писатель…». Раз не помню, не читал – значит МОЁ!. Глубочайшее заблуждение! Возражения по поводу последнего восклицания приму только в одном случае: ежели автор документально подтвердит факт того, что детство прошло в одиночной камере, без школы, телевизора, радио, книг, без общения со сверстниками. Ибо человеческая психика имеет весьма характерную особенность "прятать" до поры "всплески здравого смысла" с тем, чтобы в нужное время выдавать их по мере необходимости.

Оная лживая мысль («моё!») – всего лишь следствие неверного истолкования «сигналов подсознания. Ибо – повторюсь: «…Увы. Всё уже сказано до нас. Как сие ни прискорбно…».

И вот тут принципиально важно различие в отношении к «заимствованию». Ежели автор принимает упрёки в «непредумышленном плагиате» – то не всё потеряно, можно беседу длить. А ежели вопиет типа «сам всё придумал, сам, сам!», то это – увы - клиника. Полная неадекватность восприятия. Усугублённая, к тому же, рецидивами мании величия.

Тем более, что суть-то воплей авторских в 99% случаев заключается в банальном речетативе: "...Не читал, не читал, ничего этого я не читал, сам всё придумал, всё сам. И этого автора - не читал, и этого произведения - не читал, ничего - не читал, сам всё придумал, сам...". Находят же люди - чем гордиться, прости Господи.

А для потенциального рецензента – естественно – существует две крайности: полной информативности ответа и практически нулевой информативности. Не скажу, что оная нулевая информативность приветствуется и поощряется, но – довольно часто – найти за ограниченное время ссылку на конкретную цитату для того, чтобы подтвердить свою аргументацию – весьма сложно. Нужно пытаться избегать. По возможности.

Примеры:

Пример 1. Полная информативность аргументации.

КОНКРЕТНЫЕ ИМЕНА, НАЗВАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ, ПРЯМЫЕ ЦИТАТЫ

«…тут же вспоминаются «Купола» Высоцкого:

Душу, сбитую утратами да тратами,

Душу, стертую перекатами,-

Если до крови лоскут истончал,-

Залатаю золотыми я заплатами -

Чтобы чаще Господь замечал.

Ежели Высоцкого – мало, есть ещё Муса Джалиль, Юрий Визбор.

Правда – надо отдать должное объективности: «заплаты на душе, чёрным по белому» - у этих авторов нет. Тогда – Наталья Пискунова. Не классик, но – на слуху, и совпадение – почти полное:

«…Как пред лампадами Бога молила

Белыми выштопав

Душу заплатами

В чертово черное Смело входила…».

Пример 2. Интуитивная аргументация с "отсроченной руганью".

ПРЕДЛОЖЕНИЕ «ОСПОРИТЬ» МНЕНИЕ, не подтверждённое документально

«…Новизна отсутствует.

Упомяну всего одну книгу Радзинского: «Наполеон: жизнь после смерти». Ибо о «царе-старце» написано столько и литературы и макулатуры, что и говорить об том – нечего.

Будем спорить?..»

Хотя, существует и ещё одна возможность, но её правильнее было бы именовать «разновидностью» второй крайности – «практически нулевой информативности». Можно сослаться на собственную лень применительно к процессу подбора адекватной аргументации, заявив что-то вроде «Но, естественно, таковых "свидетельств" – мало. Не настаиваю, типа».

Пример 3. Интуитивная аргументация с "посыпанием головы пеплом".

ПРЕДЛОЖЕНИЕ «НЕ ОСПОРИВАТЬ» ничьих МНЕНИЙ.

«…Новизна - почти отсутствует.

Почему «почти»? Потому что доказательная база – не очень весома. Встречал схожий сюжет – сотни раз. Начиная с фильма времён школьных лет. Нашлись в архиве документы на орден солдату. Нашли и солдата. И выяснилось, что – фриц он, а не наш, советский. Правда – фольксдойче, не чистокровный ариец. Присвоил он в конце войны чужие документы. Почему помню так долго такие детали? Фраза в фильме – крутая была , слезу прошибающая. Типа, следователь ему говорит (после того, как разобрались, что не шпион): «А что же ты награду-то не берёшь?». И тот ему отвечает: «А для меня его имя – уже награда. Других – не надо».

Но, естественно, таковых "свидетельств" – мало. Нужны факты, прямые ссылки. В противном случае – голословно. И бездоказательно.

Но - лень. Честное слово – лень. Данный «критический разбор» - уже и так по размеру превысил «оцениваемый» текст…».

Естественно, и для «полной информативности» - существует масса всяческих вариантов, затрагивающих помимо собственно новизны темы либо идеи проблематику сюжетную, «антуражную» и т.п.

Пример 4. Полная информативность аргументации применительно к стилю изложения.

КОНКРЕТНЫЕ ИМЕНА, конкретизация ПРИЁМОВ АВТОРСКОГО СТИЛЯ

«… Новизна отсутствует.

Сразу же бросается в глаза «прогиб под Василия Головачёва». Оные Pascal Mourgue, Alberto Guardiani, Scudi, а также подробнейшие живописания запахов парфюма ЛГ, блюд, которые оный ЛГ поглощает в шикарных ресторанах – фирменная фишка. Чужая фирменная фишка. Фишка Василия Головачёва. Вероятность же того, что среднестатистический читатель не заметит кражи – равна нулю. Вася – мэтр, один из «королей книжных развалов», у него миллионные тиражи.

А на стандартное возражение типа «…да я даже не читал этого Васю!...» ответствую не менее стандартно: «…И очень даже зря…». Тот факт, что фразу «чукча – не читатель, чукча – писатель» подавляющее большинство авторов доводит до маразма – абсолютно никак и ничем оное подавляющее большинство НЕ ОПРАВДЫВАЕТ. Потому как НАДО ЧИТАТЬ. Увы. НАДО. МНОГО и РАЗНООБРАЗНО.

Сам же сюжет как таковой – не использовал в послеперестроечное время только ленивый. Даже не так: паталогически ленивый…»

Пример 5. Полная информативность аргументации применительно к «сюжетным заимствованиям».

КОНКРЕТНЫЕ ИМЕНА, конкретизация ВТОРИЧНОСТИ ЭЛЕМЕНТОВ СЮЖЕТА

«…Новизна отсутствует.

Увы, но Роберт Асприн в его мифологической серии книг описал всё то же самое, но гораздо ярче, сочнее, образнее, убедительнее, интереснее. Увы, сие не просто – подражательство, а – жалкая перепевка. Жалкая.

Путешествие между мирами ученика (учеников) мага, обнаружение (почти случайное) невиданных способностей к магии у совершенно не относящегося к цеху профессиональных магов человека – боже правый, сколько сотен раз оная схема уже реализована в сотнях же разнообразнейших книг – уже после «мифической серии» Асприна! А Кристофер Сташеф с его чародейским Грамарием, где в конце концов самым могущественным магом оказывается обыкновенный официал, встретивший своего доппельгангера, про которого вся Вселенная «почти что знала», что оный лорд – в отличие от официала и есть величайший из магов? А Посланник Головачёва – самый что ни на есть рядовой обыватель, что - в итоге – с лёгкостью колеблющий лепестки Шаданакара?

А «крылатые коровы» - из «Приключений Алисы»?

А гневные «петарды» Геранда Князю по поводу «бедного ребёнка, заподозренного в колдовстве»? В чём отличие оных - от стенаний Герцога Атридеса в адрес Императора и ведьм Бене Гессерит, планировавших использовать наследника в качестве Квизац Хадераха?

Список можно длить и длить.

Увы, но – ничего «своего». Всё – вторично. Всё – уже было. Но в том то и дело, что первоисточники, увы – повторюсь: «…гораздо ярче, сочнее, образнее, убедительнее, интереснее…».

В том-то всё и дело…»

ЕЩЁ РАЗ: речь не идёт о плагиате в прямой постановке вопроса. Всё гораздо тоньше и сложнее. И тем не менее: новизна, как таковая – важнейший фактор оценки любого сетературного текста. Отсутствие новизны – не есть грех. В рецензиях литературных, то бишь профессиональных, сплошь и рядом встречаются фразы вроде «…из такого банальнейшего сюжета автор сотворил такую привлекательную во всех прочих смыслах вещицу…».

Но оценивать оную новизну – увы – ОБЯЗАТЕЛЬНО.

Ибо без оной оценки вся собственно интегральная рецензия-оценка текста – односторонне субьективна. Предвзята. Лжива.

Увы

Если же речь заходит о плагиате ТИПИЧНЕЙШЕМ, то какие-либо оценки – неуместны в принципе. В таковом случае вместо собственно критического разбора на-гора выдаётся что-то вроде:

«…В представленном тексте «Террорист»:

«…Руслан с величайшими предосторожностями вышел из своей полуподвальной квартиры и тщательно запер за собой дверь. Но тут его напряженные нервы не выдержали, он бросился вверх по лестнице, споткнулся о выщербленную ступеньку и замер, с трудом держась на вдруг ослабевших ногах. Он шумно дышал, пытаясь справиться с охватившей его паникой.

- Спокойно! Спешить некуда.

Справившись с волнением, он вернулся к запертой двери и проверил, сработал ли мощный запор. Он, было, сунул ключ в карман, но тут же, недобро усмехнувшись, вынул его и бросил в мусоропровод. Ключ ударился о трубу, и еле слышно звякнул в глубине…».

А в 1978 году в альманахе фантастики было опубликовано произведение Роберта Абернати «Человек против Города» (перевод с английского):

«…Человек с величайшими предосторожностями вышел из своей полуподвальной комнаты и тщательно запер за собой дверь. Но тут его напряженные нервы не выдержали, он бросился вверх по лестнице, споткнулся о выщербленную ступеньку и замер, с трудом держась на вдруг ослабевших ногах. Он шумно дышал, пытаясь справиться с охватившей его паникой.

Спокойно! Спешить некуда.

Справившись с волнением, он вернулся к запертой двери и проверил, сработал ли мощный запор. Он было сунул ключ в карман, но тут же, недобро усмехнувшись, вынул его и бросил в водосток. Ключ ударился о решетку, отскочил и, поблескивая, остался лежать на бетоне…».

Просьба к администрации сайта: разберитесь с оным пренеприятнейшим фактом…»

***

Так что, вот - примерно - вот так вот. В таком, вот, разрезе. Продолжение?