Сусуев Геннадий. Не мятежник и не тать
В
ОЖИДАНИИ ДОЖДЯ
Хоть
то и дело дробью
Стреляли
тучи в нас,
Дождь
пребывал в утробе,
Пока
не пробил час,
Хоть
часто чиркал спичкой
И
охал небосвод,
Дождь
ждали по привычке,
Все
знали – не придет.
Хоть
шла жара на убыль,
Всё
задыхался город…
А
ночь, подкрасив губы,
Расстёгивала
ворот
И
прижималась грубо,
Черна
и горяча,
И
тяжела, как шуба
С
хозяйского плеча.
* * *
Стоял
июнь – он был тому виной,
Что
города оплавились как соты.
Когда
б в раю случился этот зной,
То
был бы род людской из терракоты.
Сошли
с ума синоптики давно –
«видал»
Господь прогнозы их и сроки.
Лишь
временами делалось темно
И
громыхало снова на востоке.
Стонала
степь, качались тополя,
Но
к нам сюда не долетали звуки.
Хоть
содрогалась в пламени земля,
Когда
с небес палили из базуки.
А
мы брели по улицам в пыли,
Где
воздух был в веревку туго скручен.
И,
как слоны по небу, у Дали,
Все
шли и шли, все не кончались тучи.
СОБРАТУ
ПО ПЕРУ
Да,
я люблю как женщину природу.
Лишь
перед ней, не Музой, я в долгу.
Но
и любимой женщине в угоду
Я
написать полстрочки не могу.
И
не пою – когда мне не поётся,
Но
на чужой не зарюсь водоём.
А
воду пью из своего колодца,
Где
дремлют звёзды, отдыхая днём.
Пусть
для тебя она вдруг стала пресной,
А
для кого-то чересчур сладка,
Я
– не судья. Но путникам известно –
Я
не жалел для страждущих глотка.
А
ты ведёшь за рифмами охоту,
Чтоб
как грибы нанизывать на нить.
И
на Парнас идёшь как на работу…
Не
забывай будильник заводить.
* * *
Кусты,
умоляя, хватали подолы,
Воды!
– умирая, шептали поля.
И
только одни не роптали на долю –
Как
ссыльные, молча брели тополя.
Дышать
было больно, а чувствовать странно,
И
ночью шел жар из открытых печей.
И
сходен стал с незаживающей раной
Когда-то
из рая сбежавший ручей.
Но
хоть перешли через горы муссоны,
До
нас лишь тумана дошла пелена.
И
в комнатах сделалось душно и сонно…
Да
старых обид проросли семена.
НЕНАПИСАННЫЕ
СТИХИ
Не
в книгах, не на полке,
Другому
не видны –
Проклятые
осколки
Невидимой
войны!
Про
прелести природы
Писать
всё тяжелей -
Уносит
время годы,
Как
жизни Колизей.
Не
смоет миг победы
Всей
горечи утрат.
Уйду.
Сожгу. Уеду.
Порву
свою тетрадь.
И
буду жить на свете,
Не
мучая слова.
Как
эта степь и ветер,
Как
дерево, трава…
Но
никуда не деться,
Не
обрести покой.
Опять
кольнуло сердце,
Задетое
строкой.
ОЩУЩЕНИЕ
ОСЕНИ
Ночь
вздыхала за дверью:
Всё
украли у сада.
Не
считаю потери.
Не
поможет – не надо.
Так
сжигает твердыню,
Захватив,
неприятель.
Привыкаю.
Отныне –
Как
в больничной палате.
Но
порою так плохо,
Пострашнее
пожарищ,
Что
хватаешь за локоть:
Ты
меня не оставишь?
Словно
бабочки кокон
Этот
след на постели.
Свет
заплаканных окон.
А
глаза опустели.
И
горящее небо…
Тихий
звон колоколен.
Только
этот там не был –
Потому
так спокоен.
* * *
Как
удав излучина дороги.
В
пятнах луж подтаяла слюда.
Вдаль
бегут по небу носороги –
Испугали,
значит, холода.
Здесь
у нас не Африка, однако,
Осень
еще сдерживает злость.
Только
ветер – дикая собака
Гложет
сада брошенную кость.
Красная
разбавленная глина –
Мутное
дешевое вино.
Как
перо убитого павлина
Расползлось
бензинное пятно.
ПО
ГРИБЫ
«Я
- не первый воин, не последний» -
Не
морочу «be or not to be».
Хорошо,
что дождь прошел намедни,
Значит,
завтра утром – по грибы.
Покидаю
гульбище перрона.
-
Где же этот чертовый билет?
Вышел
из чистилища вагона
В
серый незатейливый рассвет.
«Благорастворение
воздўхов».
Оглушен.
Контужен тишиной…
Я
стою, стою как Пьер Безухов
Где-то
между миром и войной.
* * *
И
вот вошли мы в новое столетие,
Хоть
подобреть, похоже, не спешим.
Мы
как кентавры неуклюже слеплены
Из
половинок – тела и души.
Их
никакие магии и химии
Слить,
переплавив вместе, не смогли.
Одну
– небес создали дали синие,
Другую
– лоно матери-земли.
И
мы, то ввысь взираем с изумлением,
Вдруг
постигая неба глубину,
То
как листва слоняемся осенняя
И
от бессилья воем на Луну.
* * *
И
опять написал я стихи.
И
опять начал в них сомневаться.
-
За какие же, боже, грехи
Мне
колпак уготовлен паяца?
Что
такое скрывается в нас?
Что
нам сердце как яблоко гложет?
И
тогда мне послышался глас
Или
нечто, что с голосом схоже.
-
Ну, подумаешь, если плохи –
Ничего
не убудет от мира.
Постыдись
из-за всякой блохи
Ворошить
монологи Шекспира.
Отгони
от себя миражи,
Окунись
с головой в этот вечер
И
поймёшь как, не ведая лжи,
Просто
так напевает кузнечик.
СОРНЯКИ
Жизнь
– заявляем – не малина
И
не кусты цветущих роз.
Так
и живем – наполовину.
И
даже любим не всерьёз.
Нам
поучиться б у полыни
Жить
с окровавленным плечом.
Так
учат варваров латыни –
Не
уговорами – мечом.
В
десятый раз ударят, в сотый.
А
ты не падай, ты – держись.
У
молочая и осота
Спроси,
что означает жизнь.
Когда
б корнями крепче стали
И
мы вцепились в шар земной,
Тогда
б и мы, возможно, стали
Достойны
участи иной.
* * *
Прежде
было – как будто грызёшь леденец.
И
глотаешь слова.
Исписался.
Возможно ещё не конец –
Лишь
закрылась глава.
Даже
если всё это и самообман –
Не
стучите меня по плечу.
Я
за словом к другим не залазил в карман.
Я
ведь просто молчу.
Пусть
пишу – как на ощупь шагаю. Не так!
Заблудился
в дыму.
Всё
равно, заберите – не суйте пятак.
Я
от вас не приму.
Лишь
когда уж совсем позасохнут цветы,
Но
взойдут семена.
Постараюсь
примазаться к лику святых
За
свои письмена.
МУЗЫКА
Собака,
слушающая голос
умершего хозяина
– торговая марка
фирмы,
производившей граммофоны.
Как
в граммофон уткнуться грустной мордой,
Приходит
пёс, признав хозяйский глас,
Так
мы пришли. И музыки аккорды
К
себе влекут и сковывают нас.
Как
передать ту радость и сомненье,
С
чуть ощутимым привкусом вины.
Когда
она к нам из иной Вселенной,
Недостижимой
рвётся глубины?
То
длится миг, минуты или годы?
Мы
тайну ту не в силах разрешить.
Но
вот она дарует нам свободу
Для
непокорной пленницы-Души.
И
в край родной отпущенный невольник,
Душа
уже ликует и поёт.
А
нам немного холодно и больно
Средь
разряжённых солнечных высот.
СТИХИ
Здесь
всё бурлит, как будто речка
В
горах прокладывает путь.
Всё
дерзко, броско и… осечка.
Слова
не трогают ничуть.
А
здесь и образ весь затаскан
И,
словно старица реки,
Всё
тиной поросло и ряской.
И,
всё же, чувствуешь – Стихи.
НАЧАЛО
Начинал
– как летать начинают птенцы –
Ненароком
упав из гнезда,
Потому
прозевали волхвы-мудрецы,
Как
всходила звезда.
Не
узрел я послов и даров не нашел.
Да
и Ирод искать не спешил.
Слишком
слаб я казался ему и смешен -
В
заповедной глуши.
И
услышал я брань, и изведал хулу
От
всесильных тогда королей,
Оттого,
что когда-то родился в хлеву,
Ненавижу
елей.
Но
пригрели меня и спасли пастухи,
Что
сидели в ночи у огня.
И
парным молоком напоили стихи,
Отходив
как ягнят.
* * *
Еще
вздыхает, по слогам
Читая
женские романы,
Апрель.
Но птичий шум и гам
Уже
доносится сквозь рамы.
Еще
гуляет огород -
Земля
ликует: Аллилуя!
И
лужа, встретив у ворот,
Нас
наградила поцелуем.
А
даль становится светла.
Чуть
меньше горечи, печали.
Еще
лишь видимость тепла,
Хотя
тепло нам обещали.
Мы
выползаем из одежд,
Как
змеи сбрасывая кожи.
Еще
вокруг всё цвета беж,
Но
на весну уже похоже.
* * *
Уже
повсюду стаял снег.
На
луже тоненькая плёнка.
И
воздух звонок, словно смех,
Как
радость светится ребёнка.
Почти
оттаяли в груди
Сердца
от леденящей стужи.
Бог
знает, что там впереди,
Но
всё равно - не будет хуже.
Пусть
даже подлость или ложь,
А
разве прежде было мало?
Проснулись
улицы и дрожь
Идёт
по скверам и вокзалам.
Хотя
гуляет ветра плеть
Нас
это огорчает мало…
Лежит,
потягиваясь, степь
Под
тонким рыжим одеялом.
* * *
Светает.
Не уснуть –
Противные
сороки
Доносят
на весну:
Она
срывает сроки…
Кричат
наперебой,
На
диалекте птичьем,
Что
у весны запой
И
мания величья.
И
тот, кто выше нас,
Взглянув
на дело вкратце,
Продиктовал
приказ:
Немедля
разобраться!
И
в эту канитель,
Выламывая
двери,
Врывается
апрель
Средь
всхлипов и истерик.
А
солнце, бросив кисть
На
время у мольберта,
Вытягивает
лист
Из
клейкого конверта.