* *
*
Сколько
вы меня терпели!..
Я ж
не зря поэтом прозван,
как
мальчишка Гекльберри,
никогда
не ставший взрослым.
Дар,
что был неждан, непрошен,
у
меня в крови сиял он.
Как
родился, так и прожил -
дураком-провинциалом.
Не
командовать, не драться,
не
учить, помилуй Боже,-
водку
дул заради братства,
книгам
радовался больше.
Детство
в людях не хранится,
обстоятельства
сильней нас,-
кто
подался в заграницы,
кто
в работу, кто в семейность.
Я ж
гонялся не за этим,
я и
жил, как будто не был,
одержим
и незаметен,
между
родиной и небом.
Убежденный,
что в отчизне
все
напасти от нее же,
я,
наверно, в этой жизни
лишь
на смерть души не ?жил.
Кем-то
проклят, всеми руган,
скрючен,
согнут и потаскан,
доживаю
с кротким другом
в
одиночестве бунтарском.
Сотня
строчек обветшалых -
разве
дело, разве радость?
Бог
назначил, я вещал их,-
дальше
сами разбирайтесь.
Не о
том, что за стеною,
я
писал, от горя горбясь,
и
горел передо мною
обреченный
Лилин образ...
Вас,
избравших мерой сумрак,
вас,
обретших душу в деле,
я
люблю вас, неразумных,
но
не так, как вы хотели.
В
чинном шелесте читален
или
так, для разговорца,
глухо
имя Чичибабин,
нет
такого стихотворца.
Поменяться
сердцем не с кем,
приотверзлась
преисподня,-
все
вы с Блоком, с Достоевским,-
я
уйду от вас сегодня.
А
когда настанет завтра,
прозвенит
ли мое слово
в
светлом царстве Александра
Пушкина
и Льва Толстого?
1986
|
