* *
*
Тебе,
моя Русь, не Богу, не зверю -
молиться
молюсь, а верить - не верю.
Я сын
твой, я сон твоего бездорожья,
я
сызмала Разину струги смолил.
Россия
русалочья, Русь скоморошья,
почто
не добра еси к чадам своим?
От
плахи до плахи по бунтам, по гульбам
задор
пропивала, порядок кляла,-
и кто
из достойных тобой не погублен,
о
гулкие кручи ломая крыла.
Нет
меры жестокости и бескорыстью,
и зря
о твоем лее добре лепетал
дождем
и ветвями, губами и кистью
влюбленно
и злыдно еврей Левитан.
Скучая
трудом, лютовала во блуде,
шептала
арапу: кровцой полечи.
Уж
как тебя славили добрые люди
бахвалы,
опричники и палачи.
А я
тебя славить не буду вовеки,
под
горло подступит - и то не смогу.
Мне
кровь заливает морозные веки.
Я
Пушкина вижу на жженом снегу.
Наточен
топор, и наставлена плаха.
Не
мой ли, не мой ли приходит черед?
Но
нет во мне грусти и нет во мне страха.
Прими,
моя Русь, от сыновних щедрот.
Я
вмерз в твою шкуру дыханьем и сердцем,
и мне
в этой жизни не будет защит,
и я
не уйду в заграницы, как Герцен,
судьба
Аввакумова в лоб мой стучит.
1969
| 
