Прикрываешь тихо глаза. Будто зрачки спят. Ресницы –
домик, одеяло с Большой и Малой медведицами, синими
месяцами. У каждого месяца – свое беззвучное имя.
После сказки о латаных латах и башнях, и принцах –
на цыпочках. Зрачкам снится пыльная штора-небо,
«не-бо-йся», - раскладываешь по слогам, по черточкам,
полочкам. Ты садишься перед красной точкой на корточки,
на мизинец сажаешь м-не-бо-жью коровку. Мне бы…
- Ты мне обещал, что солнце спалит нас вечером.
- Мы сгорели до нашей эры. Накинь куртку на плечи,
становится холод-не-е-
…-бо-ль.
То не-бо-лтик впечатывается в ладонь –
пришиваешь взглядом-игл(ой)
к сте-не-
бо-льше нет
царапин на исследованном окне,
с которыми я бы-не-была
на ты.
Только слышно: спорят на ветках
птицы. И в беседках –
старушки цепляются
за жердочки пальцами
ревматичными,
ром-античные,
про детей, про цены, про-студа.
- Правда ведь, понимаешь?
Ты убей меня, если такой буду,
я убью тебя, если таким станешь.
Обжигают нагретые д-не(м)-бе-тонные плиты.
мы рассматриваем чужие перила – извиты
виноградом чугунных змей и падений
вниз. Это лето горячих ступеней
без конца и начала:
я считала.
…- А я – веришь? – все перепробовал.
И теперь – знаешь? - понял… Где бы я ни был:
все слова – языком упираются в нёбо.
Все дома – скользкими крышами в небо.
|
