Поднимается на ноги ветер.
Он уткнулся лбом
в колени и долго смотрел в закрытые
веки
и видел, как раскачивается на
ниточке дом,
сплетаются спицами в свитер
тонкие реки,
а девочка стоит босиком в рубашке
ночной
с длинными белыми рукавами и
воротником,
взявшим за горло до сдавленно-хриплого
«ой»
после постельно-режимной ангины
(молоко
пенно-шалфейное, шарф –
репейно-колючий
до потери ключей и ручек, а сироп
– малина
и мед). По картонному небу носятся
хлипкие тучи,
из ваты и засохшего серо-синего
пластилина –
тронешь – отклеится. Тронешь –
рассыплется!
Растечется рубашка на змеи
(расползется
по разным углам), тоньше запястья
– бледного,
узкого, голубые полосы, в которых
бьется
пульс и течение, против которого,
вредного,
два пешехода.
- Милая Элли! Что же ты, смелая,
в сандалиях сбитых сбегаешь из
сказки?
- Я…
Дело в том… Гудвин! Это зима? Я
вся белая-белая.
- Милая Элли, это все время, и
белой краской я…
Как бы сказать…
- Седина?
- Она.
- И ты…
- К сожалению.
- И что же теперь?
- Камин и вязание.
- Сложно со зрением?
- …проблемы с памятью?
- Пробелы.
- Жжение…
- …где-то в груди.
- Слева под ребрами?
- Сердце и отклонения…
- …от нормы?
- Формы…
- Печенье?
- Внукам.
- И спать…
- …едва половина десятого?
- Да, в кровать.
- Гудвин, миленький…
- Элли?
- Спаси.
- Спи, моя девочка. Свет погаси.
Элли выросла. Поднимается на
ноги ветер.
|