Когда вот так,
зарезанным гусём , Но всё ещё живым
орлом во власти (а защищаться я -
великий мастер) Тогда, прости, какое
ж это счастье. И где оно? И в чём? И обо
всём…
Мне вдруг покажется, что мы
уже скоты. (Ещё скоты) И эти мысли
хрупки, Как ножницы хрустальные
цветы Срезающие. Люди - не поступки. Друг
друга обнимаем - как покупки, Но, боже,
сколько в этом теплоты.
А счастье
вот! Отпущенней леща, Прозрачней вод,
прицельнее пищали. Когда тайком, во
тьме, из-под плаща, В тебе вращали нож.
И обещали. И нас у нас нередко
похищали, Но так ещё никто не
восхищал.
Не думаю, что Он - седой
старик, Спускавшийся и в ад на
паутинке, Из жадности нам выдал только
миг, Из вредности нам выжег серединки, Он
нас хранит, как мы храним картинки, Что
склеились в страницах детских книг.
И
всей толпе сбежавшей из витрин (и мне
моей витрины жалко втрое) В какое-то
из неб. В черней – «УМРИ!», В – «Нет
ничего!». Да что ж это такое! Я громко
говорю – НЕ ГОЛУБОЕ! (там смешанная
техника - покоя)
Но всё же -
голубое…
Посмотри. - И вот мне
всё понятно, даже лбы Разбитые, когда
к ним приникаешь. Мне нравится
оправданной не быть, Писать о том, что
ты сейчас читаешь (мы пережили бомбы,
ты же знаешь), А ямбы вот не можем
пережить…
Те ямбы, у которых нет
стыда И от которых даже я глупею. Мы
все глупцы. Как жаль, что никогда Я
это опровергнуть не успею. - Когда
и мы пройдём (а мы пройдём не сомневайся) От
радости – какую чушь мы здесь несём, В
каком-то пошлом ритме (в ритме вальса) С
бумажными словами – обо всём.
