Над
телом
Почему
твоя Настасья, светлый князь,
не
свенчалась-та с тобою, а ко мне,
сластолюбцу
и мерзавцу, понеслась,
да
лежит теперь в кровавой простыне?
Да,
своим меня она не назвала,
но
себя моей, рогожинской, – крича
во
все уши, называла – ай, дела!
Не
твоею, князь, не розой – белый чай!
Потому
что пожалеть-то пожалел,
да
княгинею бы сделал, чай, верно,
а
чтоб так, как я, да в ноги на коле-
ни...
когда – а ей бы это и одно
во
борение и было б со смертёй,
что
тебя бы кто за сердце пожалей...
чтоб
такую, какова она – дитё! –
из
ее же смрада – кровью бы своей...
чтоб
болело не за муки за ее –
чтобы
сам по ней ты в муках бы лежал...
Вот
тогда бы было княжее житье:
весь
бы мир вас поднял, Бог бы вас держал!
Я
бы мог, да вот не вышел розой-бел...
Ей
мое у – сердье к сердцу не пришлось.
Так
гляди теперь – я душу проглядел...
Да,
я спас ее. Как мог. Как мне далось.
| 
