Данный текст используется
в качестве справочника при анализе
подробных критических разборов
сетературных текстов по п. 2.4
(Человековедческая ценность)
модифицированной методики Альтова.
Данный пункт методики
– наиболее сложен для восприятия в
среде, так скажем, «начинающих рецензентов».
Профессиональный критик прекрасно
поймёт, о чём речь. Вполне возможно, что
сам термин «человековедческая ценность»
будет озвучен оным профессиональным
критиком как-то иначе, не суть важно.
Важно другое: «начинающие рецензенты»
вообще упускают из сферы внимания сей
параметр оценки. Для них (для «начинающих»)
оного параметра как будто не существует
вовсе.
И совершенно напрасно.
Ибо Литература - это прежде всего
человековедение (и обществоведение).
Сила влияния автора «на умы и сердца»
зависит не только от художественной
ценности, новизны и убедительности, но
ещё и от человековедческой ценности,
то есть от того, в какой мере идея
позволяет раскрыть (исследовать,
изобразить) особенности человека и
общества.
Представленные ниже
количественные оценки используются
при анализе «бумажных произведений»,
то бишь прошедших горнило корректуры,
редактуры и художественного совета. В
данном тексте (для сетераторов) приведены
– для примера. И для ориентировки:
1 балл – чисто бытовая
ситуация или идея, относящаяся к человеку
(обществу), но не содержащая элементов
поведенческой новизны (или, точнее,
редкости), в частности, известная
человеческая ситуация, без изменений
"разыгранная" на фоне реалий
«душевных перекрестков сознания».
2 балла – о человеке
(обществе) сказано уже известное, но
есть новые детали, особенности и т.п. В
частности, новые ощущения человека в
обычной (либо – напротив – необычной)
обстановке, нетрадиционная реакция.
3 балла – человек
(общество) поставлен в необычные
обстоятельства, либо – рассматривается
под необычным углом зрения, благодаря
чему в человеке (обществе) раскрывается
нечто новое (или хорошо забытое старое).
4 балла – новые принципы
(или новое о принципах) построения
общества. В частности, все художественно
оформленные утверждения о вечных истинах
под новым углом зрения.
Категорически не
рекомендуется путать человековедение
и художественность. Примером "чистого
человековедения" может служить
концовка "Войны и мира" - вторая
часть эпилога. Толстой рассматривает
"философию истории" - это 4-й уровень
по человековедческому показателю. Но
художественно эта часть ниже других
частей "Войны и мира". В сущности,
это научно-популярный очерк. (Нельзя,
конечно, рассматривать эту часть "Войны
и мира" отдельно от всего романа.
Здесь это сделано только для наглядности
примера).
Но не только оным 4-ым
уровнем – естественно – оценка и
ограничивается (типа «есть философИческая
нетленка» / «нет оной нетленки»). Всё
много тоньше, и – что очень важно –
много ИНТЕРЕСНЕЕ. Текст, претендующий
на «литературность», должен удовлетворять
трём весьма существенным ограничениям:
- неочевидная мораль
(неоднозначность трактовки);
- правдивость очевидности;
- морализаторство «между
строк».
Слово «должен» тут –
весьма характерное. Автор текста –
вполне естественно – никому и ничего
в этом смысле не должен, упаси Господь
утверждать обратное. Но и напяливать
на словесную конструкцию попону с
надписью «литература», уподобляя набор
словес стойлу Пегаса, автор в таком
случае – не менее вполне естественно
– абсолютно не вправе. Ибо Литература
– это не «набор слов, не лишённых
красивости», а именно – прежде всего –
человековедение. А оный же «набор…» -
всего лишь «розовые сопли в сахаре», не
более того.
Неочевидная мораль
(неоднозначность трактовки).
Любое повествование,
претендующее на высокое звание
«литературный текст» обязано содержать
некую мораль. Не в смысле «мойте дети
руки перед едой, а то заболеете», а как
раз – наоборот. Или даже так: НАОБОРОТ.
Ибо «словеса ради словес» = «маразм из
маразмов». Ибо – стандартно и примитивно.
Именно так, как и «должно быть по
результатам наблюдения БАНАЛЬНОЙ и
ОБЫДЕННОЙ действительности»: «…Добро
– доброе, Зло – злое, Дурак – дурной.
Примитивно. До скрежета зубовного -
примитивно…».
Периодически по ТВ
крутят передачи об «уходящей волне»
актёров «советской закалки», уделяя
много времени «творческому методу»
старых мастеров. Так вот – рефрен оных
передач: «…образ такого-то злодея
получился столь ярким и незабываемым
именно потому, что гениальный актёр
такой-то играл оного злодея, выискивая
у него в душе «светлые пятна» (и –
наоборот)…». Неоднозначность трактовки,
освобождение воображения читателя –
и есть основа человековедческой ценности
текста.
Естественно, что оные
«трактовки» в каждом конкретном случае
– далеко не объективны. Так и должно
быть. Именно так, и не иначе. Даже репортаж,
претендующий на некую номинацию в неких
конкурсах типа «Репортёр года» в
обязательном порядке обязан содержать
личностную трактовку событий автором
репортажа. Именно сие обстоятельство
– оценивается, номинируется, награждается.
И не простая констатация типа «ах,
смотрите, как всё плохо, как всё плохо»,
а некая подспудная, хитрая, эзоповская
философия, некие выкрутасы с непрямыми
оценками, но – яркими, запоминающимися,
значимыми.
При этом никто не
говорит, что прямолинейность в изложении
нетленных Истин – это однозначно плохо,
упаси Господь ещё раз. Просто оная
прямолинейность – «не литературна»,
увы, как сие ни прискорбно. Формальная
педагогика, законотворчество,
морализаторство в чистом виде – да
сколько угодно! Одно маленькое ограничение:
литературой оные словеса не называйте.
А вне оного ограничения – хоть
обморализируйтесь.
Правдивость очевидности.
9 из 10 современных
сетераторов наступают на одни и те же
грабли, и никак не хотят понимать
простейшей истины: ЛГ – прежде всего –
ДОЛЖЕН БЫТЬ ЖИВЫМ.
Человек не бывает «100%
плохим» или «100% хорошим», таковым
«человека - ЛГ» делает неопытный автор.
А злодею – присущи «приступы доброты»,
а праведнику – «приступы злобы». А
«постоянных ликов» у реальных людей не
бывает. А Мария Магдалена до встречи с
Христом была уличной проституткой. Но
всё, чем запомнилась человечеству оная
Мария Магдалена – всегда было при ней,
просто заметить бы оные духовные качества
смог бы лишь гениальный автор, буде он
собрался бы живописать жизнь оной
уличной проститутки. А неопытный автор
живописал бы «проститутку – отдельно»,
а «Магдалену – отдельно», и получились
бы – в итоге – вместо двух периодов
жизни одной личности два совершенно
разных человека.
Настоящая героика,
которая «без фальши», без «садизма
предопределённости» - она не «благодаря»,
а исключительно «вопреки». Исключительно
– вопреки. Нет на свете людей (психически
здоровых), которые испытываю кайф от
того, что закрывают собственной грудью
амбразуры дотов, направляют горящий
самолёт в скопище цистерн-бензовозов
и т.п.
Нет таких людей. А
подвиги – есть. И чудеса самопожертвования
– тоже есть. Только ежели никто не видит
сомнений, горьких сожалений по поводу
«и на кой чёрт я одел себе на шею это
ярмо?» - вовсе не означает, что оных
сомнений и сожалений нет вовсе.
Потому что всё это –
много сложнее.
МНОГО сложнее.
Морализаторство «между
строк».
Соблюсти форму
«морализаторства», и даже «морализаторства
с претензией на тонкий юмор» - ещё не
всё. Это – только форма. Надобно оную
форму ещё и содержанием достойным
наполнить.
Пример: «Косточка»
Толстого. Примитивно, даже – намеренно
примитивно. Но изучению оной «Косточки»
посвящены тома монографий, научных
статей, литературоведческих исследований.
Ибо – переполнена «изюминками подстрочного
восприятия». Ибо – помимо формы есть и
значимое содержание, эти самые «мысли
между строк».
Выдержка из упомянутых
монографий:
«…Зачем же Лев Толстой
именно это, совсем понятное, здесь пишет:
"И очень они ему нравились”? А вслед
за этим лишним предложением пишет то,
что уж совсем понятно: "Очень хотелось
съесть”. И когда мы уже три или четыре
раза все поняли, автор повторяет опять
ту же мысль: "Он все ходил мимо слив”.
Может быть, Лев Толстой не умел писать
коротко? Или случайно не заметил, что
повторил одно и то же несколько раз? Не
убрать ли нам из "Косточки” что-нибудь
лишнее? И Льву Толстому поможем писать
короче, и читателям будет поменьше
читать, и в книге освободится немного
бумаги для какой-нибудь пословицы,
например?
Дети решительно
протестуют.
– Нет! Все это нужно!
Ваня знал, что нельзя брать, но ему очень
хотелось. Он боролся с собой!
– Молодцы, ребята! Вы
все точно почувствовали. Ведь у автора
про Ванины чувства нет ни единого слова!
Лев Толстой нигде не пишет: "Ваня
переживал, колебался, сомневался,
стыдился...” Наверное, потому, что
маленький Ваня сам о своих чувствах
ничего не может сказать словами. Он,
скорее всего, и слов таких пока не
понимает: "колебаться, сомневаться,
переживать”. Автор пишет только о том,
что Ваня делал или не делал: "нюхал,
ходил, не удержался”. А мы, представляя
себе движения Вани, его поведение,
начинаем чувствовать его переживания,
колебания, сомнения. Вот как удивительно
пишет Лев Толстой…».
Да – вот как удивительно
пишет Лев Толстой. Удивительно. А форма-то
– аналогичным образом подавляющему
числу сетераторов – намеренно примитивна.
Зато – разница-то
какова!
Примеры:
Пример 1: (сие – именно
ПРИМЕР ПРИМЕНЕНИЯ Методики по данному
конкретному фактору оценки, безотносительно
к самому оцениваемому тексту. Пример
«чего и как ПРИМЕРНО критически
разбирать», не более того):
«…Прямо «из учебника»,
дословно (трактовка пункта шкалы Альтова:
«…Тема и идея не содержат элементов
поведенческой новизны (или редкости).
Известная человеческая ситуация , без
изменений "разыгранная" на фоне
неких словесных реалий…».
Любое повествование,
претендующее на высокое звание
«литературный текст» обязано «между
строк» содержать некую мораль. Не в
смысле «мойте дети руки перед едой, а
то заболеете», а как раз – наоборот. Или
даже так: НАОБОРОТ. Ибо «словеса ради
словес» = «маразм из маразмов». Ибо –
стандартно и примитивно. Именно так,
как и «должно быть по результатам
наблюдения окружающей действительности».
Чему может научить
ребёнка сей текст? Слезу пробить – это
да, сможет. А ещё?
К примеру:
«Уронили мишку на пол,
Оторвали мишке лапу,
Всё равно его не брошу,
Потому что он хороший».
Мысль почти суггестивная,
и – по парадоксу: «Поломка игрушки –
не причина для отказа от неё, главное
во взаимоотношениях – любовь».
Великолепная человековедческая ценность.
На пять с плюсом.
Ежели автор попытается
возразить, что, мол, «почему обязательно
только дети, предполагалось, что и
взрослые могли бы, типа, сказку прочесть…»,
отвечу сразу же, без околичностей:
«Сказки для взрослых – это уровень
Григория Горина. Тянет на сей уровень
– есть смысл говорить, не тянет – и
разговора не будет». Так вот, не тянет.
Никоим образом.
А по поводу детского
восприятия – «выдерну из-под между
строк» одну, первую попавшуюся мораль,
и – автору – на обозрение: «…Придёт
время – и те, кто тебя любил, о тебе
забудут. Не надо их за это корить. Надо
совершить подвиг. Коснуться ладошкой
Луны, достать звезду с неба – что-нибудь
на пределе твоих сил. И тогда – но, если
удачно совпадут обстоятельства – о
тебе вспомнят, снова к себе приблизят.
Пока не придёт очередной срок равнодушия…».
И вот это вот автор
хочет донести до сознания ребёнка?..»
Пример 2: (сие – именно
ПРИМЕР ПРИМЕНЕНИЯ Методики по данному
конкретному фактору оценки, безотносительно
к самому оцениваемому тексту. Пример
«чего и как ПРИМЕРНО критически
разбирать», не более того):
«…Тема и идея не содержат
элементов поведенческой новизны (или
редкости). Известная человеческая
ситуация , без изменений "разыгранная"
на фоне неких словесных реалий.
Ибо – стандартно и
примитивно. Именно так, как и «должно
быть по результатам наблюдения окружающей
действительности». Подавляющее
большинство разочаровавшихся в религии
и вере – мыслят именно таковыми
стереотипами. Для чего было доверять
оные мысли клавиатуре? Констатация
банальности? А где же «нестандартность
мышления», «парадоксальность вывода»,
«разгульность фантазии» - где всё это?
Для чего оные «картинки из жизни»?
Репортаж?
Периодически по ТВ
крутят передачи об «уходящей волне»
актёров «советской закалки», уделяя
много времени «творческому методу»
старых мастеров. Так вот – рефрен оных
передач: «…образ такого-то злодея
получился столь ярким и незабываемым
именно потому, что гениальный актёр
такой-то играл оного злодея, выискивая
у него в душе «светлые пятна» (и –
наоборот)…».
Неоднозначность
трактовки, освобождение воображения
читателя – основа человековедческой
ценности текста.
Тут же – прямолинейно,
как ствол орудия…».
Пример 3: (сие – именно
ПРИМЕР ПРИМЕНЕНИЯ Методики по данному
конкретному фактору оценки, безотносительно
к самому оцениваемому тексту. Пример
«чего и как ПРИМЕРНО критически
разбирать», не более того):
«…Прямо по учебнику:
«…чисто бытовая ситуация или идея,
относящаяся к человеку (обществу), но
не содержащая элементов поведенческой
новизны (или, точнее, редкости), в
частности, известная человеческая
ситуация, без изменений "разыгранная"
на фоне реалий «душевных перекрестков
сознания…».
Поясню свою мысль: ежели
автор претендует на «человековедческую
ценность» по поводу фактурной части
сюжета (типа «стал отцом детям врага
убиенного»), то автор глубоко ошибается.
С точки зрения оной «человековедческой
ценности» - это, как раз, «полный стандарт»,
что называется. «Доброе Добро» и «Злое
Зло», без взаимопроникновений, без
переходов «злодей – праведник» и
обратно, это всё, как раз – чистой воды
банальность. Чёрное и белое. Ужасы
фашизма и чудеса человеколюбия. Добрый,
благородный, воспитанный «гаупт-ефрейтор»
и злой, наглый, пошлый «обер-штабс-фельдфебель».
Примитивно. До скрежета зубовного –
примитивно.
Настоящая героика,
которая «без фальши», без «садизма
предопределённости» - она не «благодаря»,
а исключительно «вопреки». Исключительно
– вопреки. Нет на свете людей (психически
здоровых), которые испытываю кайф от
того, что закрывают собственной грудью
амбразуры дотов, направляют горящий
самолёт в скопище цистерн-бензовозов
и т.п.
Нет таких людей. А
подвиги – есть. И чудеса самопожертвования
– тоже есть. Только ежели никто не видит
сомнений, горьких сожалений по поводу
«и на кой чёрт я одел себе на шею это
ярмо?» - вовсе не означает, что оных
сомнений и сожалений нет вовсе.
Потому что всё это –
много сложнее. Много сложнее…»
***
Так что, вот - примерно
- вот так вот. В таком, вот, разрезе
| 
