* * *
Соблазнённые вечностью люди
собирались под сереньким небом,
пересчитывали соцветья,
то и дело со счёта сбиваясь.
Неживое в живом прорастало,
бездыханно клонилось живое,
костенеющими перстами
прорывая пространство пустое.
Передёрнула мама плечами,
одинокая мама-земля, -
мы назвали это цунами,
не назвать было просто нельзя.
Если есть над нами куратор,
он заметит в конце концов:
людство в целом имеет характер,
человеческое лицо.
В нашем доме полно сумасшедших
и, вообще, каких только нет:
мел жующих, собаку съевших,
перепутавших с тьмою свет.
На развалинах прежних культур
посидим хорошо и культурно:
хватит крупных и мелких купюр, -
да заполнятся склепы и урны!
Вот он, час после гимнов и маршей, -
после вас, не для нас, после нас:
час решимости позавчерашней –
послезавтрашний декаданс.
Жизнь как длинный пустой перешеек,
ужимаемый с двух сторон.
Напоследок любовь хорошеет,
поглощая фенол и стирол.
Я герой иронической прозы:
кем написана, право, не знаю,
но, читая по строчкам и между,
кое-что уже понимаю.
|
