- До слова
- Ты – сцена и актер в пустующем
театре.
Ты занавес сорвешь, разыгрывая
быт,
и пьяная тоска, горящая, как
натрий,
в кромешной темноте по залу
пролетит.
Тряпичные сады задушены
плодами,
когда твою гортань перегибает
речь
и жестяной погром тебя возносит
в драме
высвечивать углы, разбойничать
и жечь.
Но утлые гробы незаселенных
кресел
не дрогнут, не вздохнут, не
хрястнут пополам,
не двинутся туда,
где ты опять развесил
крапленый
кавардак, побитый молью хлам.
И вот
уже партер перерастает в гору,
подножием
своим полсцены обхватив,
и, с этой
немотой поддерживая ссору,
свой вечный
монолог ты катишь, как Сизиф.
Ты –
соловьиный свист, летящий рикошетом.
Как
будто кто-то спит и видит этот сон,
где
ты живешь один, не ведая при этом,
что
день за днем ты ждешь, когда проснется
он.
И тень твоя пошла по городу
нагая
цветочниц ублажать, размешивать
гульбу.
Ей некогда скучать, она совсем
другая,
ей не с чего дудеть с тобой в
одну трубу.
И птица, и полет в ней слиты
воедино,
там свадьбами гудят и лед, и
холода,
там ждут отец и мать к себе
немого сына,
а он глядит в окно и
смотрит в никуда.
Но где-то в стороне
от взгляда ледяного,
свивая в смерч
твою горчичную тюрьму,
рождается
впотьмах само собою слово
и тянется
к тебе, и ты идешь к нему.
Ты падаешь,
как степь, изъеденная зноем,
и всадники
толпой соскакивают с туч,
и свежестью
разят пространство раздвижное,
и
крылья берегов обхватывают луч.
О,
дайте только крест! И я вздохну от
боли,
и продолжая дно, и берега креня.
Я
брошу балаган – и там, в открытом
поле...
Но кто-то видит сон, и сон длинней
меня. -
|
