Ниша и столп
- Слепок стриженой липы обычной
окажется нишей,
если только не входом
туда, где простор каменеет, или там
погружается в гипс и становится
тише чей-то маленький быт и уже
шевельнуться не смеет. Словно с древа
ходьбы обрывается лист онемевшей
стопою, словно липовый мед, испаряясь
подвальной известкой, застилает твой
путь, громоздя миражи пред тобою, выползает
из стен и в толпе расставляет присоски. -
- Сколько душ соблазненных
примерить пытается взглядом
эти нимбы
святых и фуражек железные дуги, чтобы
только проверить, гордясь неприступным
нарядом, то ли это тавро, то ли кляп,
то ли венчик заслуги. -
- Или чучело речи в развалинах
телеканала,
или шкаф с барахлом, как
симметрия с выбитым глазом, или
кафельный храм, или купол густого
вокзала, или масть, или честь, оснащенная
противогазом. Одноместный колпак,
как гитарная радуга барда, или колокол
братства с надтреснутой нотой в
рыданье, ветровое стекло, осененное
нимбом с кокардой над стальными усами,
проросшими всем в назиданье. -
- Не тайник, не тюрьма, не гнездо,
не мешок, не могила -
это столб наизнанку,
прожектор с обратным свеченьем, западня
слепоты, провиденья червячное рыло, это
- ниша твоя, горизонт в переулке
осеннем. Не капкан, не доспех и не
просто скелет насекомый - это больше
в тебе, чем снаружи, и больше сегодня,
чем было. Ты стоишь на столбе, но не
столпник, горящий в объеме, ты открыт,
но не виден, как будто тебя ослепило. -
- Так шагни в этот зев, затаивший
последнее слово,
в этот ложный ответ
на его же пустую загадку, в этот
лжелабиринт и подобие вечного крова, в
этот свет-пересмешник, сведенный к
немому остатку. И царь-колокол там не
звонит, и царь-пушка, увы, не стреляет. Медный
всадник не страшен, и все потому, что
пространство канцелярски бесстрастно
тебя под ответ подгоняет, провоцируя
зависть и гордый нарыв самозванства. -
- Ты способен извлечь доказательство
права на дулю
самому бытию в виде
царских родимых отметин, словно ты -
Себастьян, тот, что кожей выплевывал
пули, ты соправен природе и этим себе
незаметен. Самовластный, как рекс или
Каин с клеймом абсолюта, прирученный
ловушкой, избравший содом тяготенья, ты
живешь как мертвец, потому что позволил
кому-то убивать без разбора все то,
что претит прирученью. -
- Да, ты вышел нагим, но успел
обрасти позолотой
ежедневной приязни,
влюбленности в самоубийство. Ты
безумен, как тать, продырявивший бездну
зевотой, заполняемой наспех дурманящей
страстью витийства. -
- И не думал о том тот, кто стену
ломал на иконы,
что стена, как в размол,
попадает в разменную кассу, что ее
позолотой окрасится век похоронный, век,
что пишет быльем по крови, как маляр по
левкасу. -
- Этой падшей стеной ты накрыт,
как мудрец шлемофоном,
где, как тысячи
ниш, осыпаются камешки свода и шуршат,
и из них в тяготенье своем неуклонном вызревает
стена или только пустая порода. -
|