Summertime and the livin’ is easy

                                                         Fish are jumpin’ and the cotton is high

                                                        Oh your daddy’s rich and your ma is good lookin’

                                                        So hush, little baby, don’t you cry...

За слоем обоев – грохот осколков. Так бьются о камни

слова и волны. На мокрой гальке следы шторма –

в море. А я собираю ракушки и пазлы. Ставни

захлопываются ровно в девять. А эта форма –

парадный китель – по ком-то сшита, кому-то – влиты

брызгами солнца пуговки-глазки. А я ненавижу

так уменьшающий суффикс в слове. Извивы

лестницы – прямо в гору, и мне – выпрямляться. Ниже –

лодки. Они – это гвозди, занозы, доски. А я – босиком,

и я – это щепки. Соленые рифмы – глотком-вдохом,

и здесь не пошлость – любить рифы, знакомо

щурясь (не снайпер), морщась. Картинно охать:

не то – устала, не то – мне страшно. Не то! А это –

строчка в книге. Потертые шорты, сгоревшая рыжая

шляпа, весь день пылящаяся на пляже. Наушники, лето

с джазом и соком – лупой по дереву начерно выжжено.

Болтая ногами и чай глотая: «а может… забудем?».

За слоем обоев, картиной, цементом – крики и громкие

«дзынь» поминутно. Так бьются о камни лица и люди,

голос и ссоры, жизни, тарелки… Они ведь такие ломкие.