Вячеслав
Пасенюк
ЖИЗНЬ
КАК ФОКУС,
СМЕРТЬ
КАК ПРОИЗВЕДЕНИЕ. Продолжение
Ну,
одной выдержкой меньше, одной больше –
это ли обстоятельство является решающим
в бесконечном собеседовании того и
этого света, той и этой тьмы?
Воображаемый
диалог с А. Генисом (он – из 1992, я – из
2009):
Мне
всегда казалось, что прогноз экологической
смерти служит эвфемизмом, скрывающим
страх перед собственной кончиной. Крах
и социальной, и технократической утопий
вынуждает изменить масштаб предстоящего:
экологическая катастрофа даёт шанс не
умереть в одиночку.
А
в одиночку мы и прежде не умирали: в
один год, день и час умирает достаточное
количество землян, чтобы и в этот момент
не чувствовать себя одинокими. Да и
отчего это автору трудно и непредставимо
умирать в одиночку? С какой стати он
столь высокого мнения о себе?
Призрак
гибели мира – последнее прибежище
личности, утратившей мечту о коллективном
спасении.
Убежать
в / гибель/, чтобы там доживать, уютно
свернувшись калачиком? И это достойное
человека укрывище, прибежище?
Всё
это муки квазирелигиозного сознания,
решившего приблизить Страшный суд
своими силами. Не худший вариант:
растворить свои грехи в общих, придать
смысл и завершённость мирозданию, пусть
и за счёт его ликвидации.
А
если не обладаешь в должной мере
бессовестностью и растворить не только
не получается, а и не берёшься, и тогда
твоя личная кончина остаётся с тобой
нераздельно?..
В
тени рукотворного апокалипсиса проще
избавиться от ужаса собственной смерти.
Какой
ужас сильнее – смерти собственной или
чужой, когда у тебя на глазах корёжится,
раздавливается чья-то судьба? И всегда
ли смерть ужасней жизни? Ведь нет же?..
Кто
сумеет сказать что-нибудь новенькое,
предложить что-либо свеженькое касательно
данной ТЕМЫ ТЕМ? Хотел бы я послушать
такого человека, заглянуть в глаза ему,
новому Данту нашей эпохи. А пока – слова
после слов, постскриптум после
постскриптума и так далее, и так далее.
Пока дышим и осознаём, что дышим.
Лев
Толстой – лицу опять же неустановленному:
"Смерть – это разрушение органов,
которые воспроизводят в нас идею времени.
Так что неверно связывать идею будущей
жизни с идеей смерти”.
А
не припозднился ли ты помирать? Если
вычерпан, иссяк, иссох, почему продолжает
длиться существование? На что надеется
жизнь в отношение тебя? Что предполагает
ещё изыскать в тебе, выудить, подцепить
тончайшим инструментом, извлечь на свет
божий – на всеобщее обозрение?
Вивере
сперандо - морире какандо. Жить в надежде
– умереть в дерьме.
Как-то
довелось прочитать умную, тонкую, добрую,
протестующую статью про общество с
дефицитом любви, об эвтаназии как
фальшивом выходе...А было ли когда-либо
в истории человечества общество с
преизбытком или хотя бы с достатком
любви? И есть ли, коль до конца додумывать,
нефальшивые выходы из треугольника
Боль – Смерть – Погребение?
Сколько
ни читать о том, как умирали другие, ты
всё одно умрёшь не так, по-иному. Смерть
так же многовариантна, как и жизнь, так
же изобретательна и неистощима в своих
выдумках.
...Лёгкой
жизни я просил у Бога, лёгкой смерти
надо бы просить. Классика. Это сказано
в ту далёкую пору, когда красивое словцо
"эвтаназия” (звучащее почти как –
"фантазия”) ещё не было в ходу в том
смысле, о котором теперь говорим-судачим.
Жизнь
– это долг, и смерть – тоже долг. Перед
Богом, если веруешь. Перед Делом, если
оно у тебя есть. Перед родными и близкими,
если они действительно родные и близкие,
и тогда они-то и есть твоё истинное
человечество.
Не
столь давно хоронили мы нашу коллегу,
ей ещё тридцати не было. После операций
долго, мучительно умирала. Лицо в гробу
не было её лицом.
Проблема
совсем не умозрительная, она ходит
вокруг сужающимися кругами и вдруг
приближает своё лицо к твоему, впечатываясь
в тебя. А тебе за шестьдесят уже, и ты
живёшь от боли до боли.
Но
– живёшь. А речь о том, как умирать.
Эвтаназия
– это спасительно или отвратительно?
Это глубокий вздох облегчения или
мелкая, полуживотная радость освобождения
от обязанностей далеко не гуманного
уровня? Это достижение или позор общества?
Я
не хочу ставить вопрос так и ставлю его
по-другому: я – для себя – признаю –
умерщвление по соглашению – как возможный
выход – если понадобится?
Да,
говорю я, признаю. Хочу иметь такой
выход, такую возможность – про запас.
Потому что одно дело, когда ты в полном
отключении, без сознавания, или в
состоянии хныкающего седого младенца
и не чувствуешь, точнее, не понимаешь
что и как с твоим телом проделывают по
долгу службы или любви. Совсем иное
дело, когда ты всё, совершенно всё
осознаёшь, а тело тебе отказало, оставив
лишь боль и унижение. И все твои близкие,
любимые с утра до вечера, с вечера до
утра ворочают бывшее твоё тело, извлекают
из него непотребства, какие сочатся
беспрестанно, и простыни, бельё не
успевают просохнуть, и это уже не борьба
за жизнь, и не борьба со смертью, и вообще
не борьба, не любовь, не долг и не
преданность, а просто вонь, грязь, позор,
унижение бессилием, надрывная усталость...
А ты можешь только плакать от стыда и
отвращения к самому себе.
И
я обращаю мольбы к Богу, дорогу к которому
не нашёл, к обществу и к близким: не
отнимайте у меня возможности эвтаназии!
В случае чего дайте мне, законом
нравственным дозвольте прекратить ЭТО,
очнуться от кошмарного бреда прекрасной,
в общем-то, жизни. Ведь не всякое
существование – благо и дар Божий, не
всякое достойно продолжения любой ценой
и во что бы то ни стало.
"Растают
лёд и битое стекло, перекипит и пересохнет
влага. – Ну, отлегло? – ты спросишь. –
Отлегло. – Отвечу я, и кончится бумага.
И
паста в ручке кончится как раз. – Ну, в
добрый час, - ты скажешь, - в добрый час!”
(Светлана Насекина, одна из безымянных,
век двадцатый).
Может
ли быть финал у подобной темы? Как быть,
если самый большой, единственно стоящий
фокус не удался? Надеяться, что удастся
последнее произведение? Хотя бы так,
хотя бы так...
2009
– 1949
Где-то
в Диком Поле
|
